Хозяин тишины

— Безопасной дистанции? От меня? Но зачем она вам понадобилась? — поразилась я. — Разве я опасна для вас?

— Больше, чем вы думаете, Августа Стефановна. Отдыхайте, завтра увидимся.

И он ушел, оставив меня в полнейшем замешательстве.

Глава десятая

К хорошему привыкаешь быстро, а к очень хорошему — очень быстро. Я старалась этим не злоупотреблять, но не замечать не могла.

Мои эксперименты с цветами стали одной из самых важных частей моей жизни в поместье. Я усвоила, что мне привезут любое растение, без оглядки на сезон, и это никого не смутит. Бюджет мне никогда не ограничивали, да и зачем? Если все это на благо Гедеонова, зачем ему жалеть деньги на себя?

Так что в сентябре я без сомнений заказала жасмин и получила несколько великолепных ветвей, заполняющих воздух вокруг меня пьянящим ароматом. От жасмина пахло Азией, летней ночью, сладостью и соблазном. Его запах был, пожалуй, даже совершенней, чем его красота, и его единственной ловушкой могла стать приторность.

Поэтому теперь я и прикидывала, чем могу его разбавить. Хотелось чего-то нового и совсем уж необычного, хотя, смею надеяться, я никогда не была предсказуемой. Чаще всего я действовала по наитию, поддавалась настроению, и сейчас был как раз такой случай, хотя на первый взгляд моя идея казалась странной, если не сказать неадекватной.

Я сбегала на кухню и вернулась с парой лимонов и лаймов. Я разрезала их ножом для цветов, и с сладкому, как воздушная вата, облаку жасмина добавились изысканная кислинка и легкая горечь. Это было именно то сочетание, которое я искала: нега и вызов, предсказуемость и неожиданный поворот, бодрость и покой. Да и выглядел букет немного космически: россыпь кремовых соцветий, а среди них — яркие желтые и зеленые пятна. Я сформировала из долек лимона и лайма некое подобие цветов, закрепила их на проволоке и вплела в общий букет. Я как раз заканчивала, когда у меня появилась компания.

Гедеонов никогда еще не приходил в теплицы, когда я работала там, — и не должен был! Он не любил теплицы так, как сад, называя их клеткой для природы. Да и потом, в такое время он обычно принимал клиентов, почему он вдруг погулять решил, да еще и здесь?

Мне не полагалось задавать вопросов или возмущаться, поэтому я оставила свое удивление при себе. Гедеонов подошел поближе, замер и сделал глубокий вдох. Он словно дегустировал окружавший его аромат — так, как другие пробуют дорогое вино.

Я еще никогда не видела, как он знакомится с моими маленькими цветочными посланиями и теперь смиренно ждала. Я не должна была волноваться — не школьница все-таки! Но иногда с собой ничего не поделаешь, и мне не терпелось поскорее услышать, что он скажет.

Он улыбнулся мне.

— Неплохо, Августа Стефановна, не ожидал.

Да, он не перестал называть меня Августой Стефановной. Поразмыслив об этом, я решила, что в его демонстративной вежливости нет насмешки, там скрыто нечто гораздо более важное. И оно мне тоже не нравилось, но раз я ничего не могла поделать, приходилось принимать это.

— Спасибо, Владимир Викторович.

Я тоже обращалась к нему вот так, но это мне как раз казалось естественным. Он старше меня, он — мой босс, и он не давал мне права говорить с ним иначе.

А жаль.

— Боюсь, этим букетом я не смогу насладиться в полной мере, — сказал он. — Дела зовут меня в Москву.

— Ничего, я с удовольствием сделаю для вас новый.

— Не сомневаюсь в этом. Но пока я хотел бы поговорить с вами про Москву.

Так, странности продолжаются. После той поездки в школу для слепых детей Гедеонов не раз покидал поместье, однако я узнавала об этом одновременно с другими слугами. С чего бы ему вдруг менять правила?

— Я бы хотел, чтобы вы сопровождали меня, — продолжил он.

— Я? Но почему?

— Разве это не ваш родной город?

— Да, и вы знаете, какие воспоминания у меня связаны с этим городом.

— Город не виноват в подлости людей, — рассудил Гедеонов.

— Все равно не понимаю, зачем мне ехать. Я ничем не могу быть вам полезной.

— Ошибаетесь. Вы и сами знаете, что благодаря вам я получаю некое подобие возможности взглянуть на мир.

Да черта с два. Я не могла сказать об этом, открыто обвиняя его во лжи, но сама я сильно сомневалась, что так уж незаменима. Я, конечно, старалась, и мои описания получались все лучше, но вряд ли я так уж далеко продвинулась. Если бы Гедеонову понадобилось настоящее переплетение слов, он бы нанял себе какую-то писательницу.

Так что оставалось непонятным, зачем он собирался тащить меня, и мне нужно было или соглашаться вслепую, или отказываться. Я прекрасно знала, что он никогда в жизни не объяснит мне, что затеял, если сразу этого не сделал.

Мне надо было остаться, возвращаться в Москву мне совершенно не хотелось. Но разве я могла? После того, как Семен меня подставил, мое воображение было все равно что мертвым, мне нужно было выживать в этом мире, а не познавать его. Однако после нескольких месяцев в поместье все изменилось, я успокоилась, и теперь пробудить во мне азарт перед неизведанным было проще простого.