Он снова общался со мной сдержанно, вчерашняя вспышка нежности была забыта, и это немного задевало меня, но не слишком. Мне было приятно, что он рядом со мной. Да и он не спешил уходить, он удобно устроился в кресле — а для короткого сообщения о том, что я не уволена, ему вообще не обязательно было садиться.
— Владимир Викторович, я могу спросить вас кое о чем?
— Отныне и впредь можете спрашивать без этой бессмысленной прелюдии.
— Кто… кто это был?
Он без труда догадался, о ком я. Как тут не догадаться!
— Сумасшедший, очевидно. Увы, я часто привлекаю их внимание. Чаще всего это люди, которые живут неподалеку и случайно слышат обо мне. Я ассоциируюсь у них с чудовищем, дьяволом или, пардон, ведьмой, хотя такая бесцеремонная смена пола не устраивает меня даже в сплетнях. Они считают своим долгом избавить от меня эту грешную землю. Иногда они додумываются до этого сами, иногда их науськивает кто-то из тех, кому я не угоден по совсем другим причинам. Действовать руками сумасшедших очень удобно: риск разоблачения минимален.
— А этот, вчерашний… Он действовал сам?
— Да, этот был самостоятельным борцом с нечистью. Вам, Августа Стефановна, очень сложно представить те чувства, которые вызывает во мне вчерашнее происшествие, но кое-что я все же попытаюсь объяснить. Представьте, что вы предупредили сотню человек о змее, которая хочет вас ужалить. Не слишком умной, не слишком сильной, не слишком опасной рептилии, которую всего-то и требовалось, что взять за хвост и закинуть подальше в кусты. Но никто этого почему-то не сделал, и вам пришлось возиться с этим самостоятельно.
Ярость, мелькнувшая в его обычно спокойном голосе, обожгла меня, и я невольно посочувствовала Никите, хотя, вообще-то, этот хорек не был достоин сочувствия.
— Это ведь Никита его упустил? — спросила я.
— Никита упустил мой приказ и распустил свою маленькую личную армию. Они так привыкли полагаться на меня, что забыли об элементарных обязанностях охраны. Если я за что и благодарен этому случаю, так только за то, что он дал мне повод для размышлений. Кое-какие перемены в штате все же последуют.
— Не увольняйте, пожалуйста, Никиту…
Гедеонов замер, и на его лице мелькнуло такое выражение, будто я его ударила. Однако он быстро справился с собой, и я не была уверена, что мне не почудилось.
— Он настолько дорог вам? Наслышан о ваших отношениях.
— Не в этом дело! — вспыхнула я. — Просто Никита предан вам, искренне, а такое нечасто встретишь.
— Я встречаю это чаще, чем вы думаете. А его преданность не слишком помогла мне вчера. Он не справился со своими обязанностями.
— По глупости, а не из скрытого коварства!
— Глупость — это очень сомнительное оправдание.
— Но она может быть исправлена, и свой урок он, думаю, получил, — настаивала я.
— Он даже не смог объяснить, где его носило.
Значит, Никита не решился рассказать хозяину о нашей ссоре… Это его право, и мне так было даже легче.
— И все же, мне кажется, если вы его оставите, вы не пожалеете об этом.
— Увидим, — усмехнулся он. — Я и не собирался его увольнять, просто понизил. Он вернется на должность обычного охранника, очевидно, он еще слишком молод, чтобы быть руководителем.
Забавное заявление, если учитывать, что внешне Никита казался его ровесником, а то и старше — сказывалось бурное прошлое.
Меня больше волновало другое: Гедеонов уже принял решение насчет Никиты, однако он все равно заставил меня просить о нем! Как будто ему было любопытно, что я скажу… И не думаю, что он остался доволен.
— Такое в любом случае больше не повторится, — заверил меня Гедеонов. — Безопасность моего дома священна, как бы пафосно это ни звучало. Я хочу, чтобы и вы, и все остальные чувствовали это.
— Спасибо, Владимир Викторович…
Он немного помолчал, словно взвешивая следующие слова, и все же добавил:
— Я рад, что вы останетесь. Из всех, кто пытался служить моими глазами, вы пока справляетесь лучше всего.
— Спасибо… Как ваши руки?
Он провел одной рукой по повязкам на второй, поморщился.
— Не самый приятный опыт в моей жизни, но и не самый тяжелый. Ничего серьезного.
— А я — вам.
Он поднялся, словно смущенный этой откровенной симпатией, и направился к выходу, но я окликнула его.
— Владимир Викторович, подождите! Можно еще один вопрос, последний?
— Я ведь просил больше не тратить время на этот «вопрос о вопросе»! Просто спрашивайте и все.
— Почему вы никогда не обращаетесь ко мне на ты и не называете Ави? Я была бы не против…
Эта идея не покидала меня уже давно, постепенно становясь навязчивой. Я все никак не могла на нее решиться, а вот теперь воспользовалась правом несчастной больной, которой дозволено чуть больше, чем обычно.
Гедеонов замер, опустив руку на дверную ручку. Он не обернулся ко мне, но ответил.
— Это просто вежливость.
— Не просто, я не слышала, чтобы вы кого-то называли по отчеству, кроме Анастасии Васильевны. Остальных — по имени, и я не против!..
— Спасибо за доверие, но я предпочту уже привычный вариант.
— Почему?
— Потому что вежливость — отличная мера для безопасной дистанции, — отозвался он.