Но сейчас стало ясно, что не во всякой пустоте поселяется смерть, что в ней могут оказаться и какой-нибудь совершенно чужой стол с двумя стульями, которые вовсе не так и страшны. И конечно же, почему один стол должен быть страшнее другого? Потому что он один посреди пустой комнаты? Но нет же, при нем еще два стула, один для Ирмы, другой… Н-да, для кого же предназначен второй стул, если первый — для Ирмы?
Ирма переступила порог столовой и прошла прямо в зал, она уже не боялась смерти. Зал был пуст. Но не совсем. В нем стояла какая-то кушетка, и перед ней лежал коврик — его Ирма узнала; кушетка же была ей незнакома. Незнакомы ей были и два-три стула, и маленький стол. В спальной комнате остались кровать Ирмы и туалетный столик с зеркалами, который ей подарил муж. Прибавился небольшой шкаф, в нем было белье Ирмы, а прочая ее одежда была просто уложена на кровать, лучшего места ей не нашлось. Из спальни Ирма вернулась в зал, затем в столовую, оттуда прошла на кухню, которую еще не видела. И кухня тоже почти опустела, удалось найти только две чашки, два стакана, две тарелки, две кастрюли, нож и две вилки, маленькую сковородку и примус. Из кухни Ирма прошла в спальню и лишь сейчас сдвинула шторы, чтобы впустить свет, словно хотела получше разглядеть вещи. Она присела в верхней одежде, как вошла в квартиру, на край постели, прямо на разложенную там одежду, и какое-то время, недвижимая, смотрела перед собой в пол, будто все в ней замерло, оцепенело.
Долго ли длилось это оцепенение, Ирма не знала, только когда она подняла глаза, увидела на тумбочке рядом с кроватью письмо, которое, как выяснилось, было адресовано ей. Ирма уставилась на свое имя на конверте, словно забыла, чье это имя, повертела письмо в руках и бросила его обратно на тумбочку. И снова она сидела на постели, поверх груды своей одежды, и смотрела в пол, будто ища в нем объяснений всему. Ей вспомнилось, что она видела на кухне ту самую кастрюльку, которой она ударила мужа по голове, когда он впервые обнял ее и прижался лицом к ее груди.
«Он думает, что я буду готовить в этой кастрюльке себе еду», — сказала Ирма про себя, и это была первая мысль, первая живая мысль, родившаяся у нее в голове. И она снова взяла письмо с тумбочки, надорвала конверт и стала читать.