Хозяин усадьбы Кырбоя. Жизнь и любовь

— Другие, — в раздумье повторил Рудольф, — другие делают это потому, что у меня есть немного денег, а в тот день, когда деньги кончатся, перестанут за меня цепляться и они. И запомни одно: когда они цепляются за меня, им не нужно отказываться от самого дорогого — от своей любви. Когда они приходят, у них нет ничего, они надеются лишь взять у меня. Тех, кто все еще любит, нет среди этих других, и поэтому невозможно, чтобы и ты относилась к ним. По-моему, все так ясно, что бессмысленно и говорить об этом. Что касается моей верности или неверности, то не стоит тратить слова и на этот счет, ибо ты сама знаешь правду. К несчастью, ты веришь не правде, а своим объяснениям, твои же объяснения таковы: не то чтобы я неверный, а я намеренно, вполне сознательно изменяю тебе, чтобы избавиться от тебя и дать понять, что я тебя уже не люблю. На деле же беда в том, что во мне вообще нет такой любви, которая делала бы человека верным, а ты не веришь и не понимаешь, ибо твоя любовь — верна. С точки зрения твоей любви, я вообще не умею любить. К сожалению, я понял это, лишь живя с тобой, и пришел к мысли, что два человека, у которых столь разная любовь, не могут жить вместе долго, если они не хотят превратить свою жизнь в ад для обоих. Понимаешь ли ты это?

— А если я хочу этого ада?

— Этого не хочет ни один человек, если он в полном рассудке, — сказал Рудольф.

— Я, пожалуй, уже не в полном рассудке, — произнесла Ирма.

— А я в полном, — сказал Рудольф, — один ли я, или нахожусь в каком-нибудь обществе — ощущаю, что я в полном рассудке, и мой долг поступать сообразно ему.

— А помнишь ли, что ты мне однажды сказал, когда я хотела жить разумнее? — спросила Ирма.

— Тогда и я не был в здравом уме, — сказал Рудольф и прибавил: — К тому же сейчас дело не в том, что разумнее, а что вообще возможно делать. И теперь вот еще третье. — Рудольф достал записную книжку, полистал и нашел в ней что-то, протянул Ирме, говоря: — Прочти, пожалуйста, это и обрати внимание, когда это было написано. — Немного погодя, когда Ирма подняла глаза от листка бумаги и вопросительно взглянула на мужа, он сказал: — Ты довольна? Или, может, считаешь, что я купил у этого старого профессора фальшивый документ, чтобы надуть тебя? Если хочешь, ты можешь поговорить с ним с глазу на глаз.

— Я ничего не хочу, — сказала Ирма. — Самое ужасное то, что под конец ты со мной честен и хорош.