Хозяин усадьбы Кырбоя. Жизнь и любовь

И каткуский Виллу пьет, пьет без конца; едва ли он когда-нибудь выпивал зараз столько, как сегодня, после того как пообещал хозяйке Кырбоя навсегда бросить пить. Но сегодня его поит сама хозяйка Кырбоя, она сама подносит Виллу бутылку и стоит перед ним, как бы опасаясь, что иначе Виллу не будет пить.

Хозяйка успевает подумать и о другом — о том, как бы скорее и благополучнее доставить Виллу к утреннему поезду. Поэтому она послала домой Микка и Яана, велев им запрячь лошадей в большую рессорную повозку; в нее сядут Виллу и Микк, а Яан поедет за кучера. Микк должен ехать вместе с Виллу, так как Виллу нуждается в помощи, да и у Микка голова сильно пострадала, ему тоже следует показаться врачу. На каткуской лошади Виллу поедет до развилки дороги, что у большой сосны, там его должна ждать рессорная повозка — так распорядилась хозяйка, невзирая на возражения каткуского Юри; тот считает, что и у него найдется лошадь с телегой, чтобы отвезти сына на станцию, а вожжи и кнут может взять в руки сам Юри. Но сегодня Юри не удается переспорить хозяйку Кырбоя и настоять на своем, потому что на стороне хозяйки мать Виллу, да и сам Виллу. Он то и дело сплевывает сквозь зубы и рычит:

— О, черт, как больно!

Но несмотря на это, он сидит на месте и ждет, когда его отведут в телегу, — сам он никуда идти не может, ведь забинтован и его единственный зрячий глаз. Виллу сидит, а рядом с ним стоит хозяйка Кырбоя, точно они жених и невеста; даже родные и знакомые окружают их, словно они только что вернулись от пастора или собираются к нему ехать; вот и лошадь уже запрягают, встряхивают набитый соломой мешок, чтобы удобнее было сидеть, расстилают одеяло, сама мать Виллу расстилает. Но нет, это не веселый праздник, это не свадьба, иначе почему же Виллу один садится в телегу, а хозяйка Кырбоя идет с ней рядом, словно провожает Виллу под звон церковных колоколов.

В воротах стоит мать и смотрит на Виллу, как никогда еще на него не смотрела; она смотрит на Виллу и на хозяйку Кырбоя, будто хочет что-то сказать, однако вместо этого только спрашивает сына:

— Все еще больно?

— Не спрашивай, мать, — отвечает Виллу.

И мать ни о чем больше не спрашивает ни Виллу, ни хозяйку Кырбоя, никого, — она поняла, что сегодня спрашивать незачем. Сегодня незачем спрашивать, как все произошло, как случилось, что они, выпив, отправились на Кивимяэ и даже хозяйка Кырбоя пошла с ними. Никто не может ей толком ответить, из ответов она узнает даже меньше, чем знает сама, — ведь сама она давно уже поняла: когда имеешь дело с Кырбоя, добра не жди.

13

Яанов день пронесся над вересковой пустошью и усадьбой Кырбоя точно жестокий ураган. Правда, в самом Кырбоя от него ничего не пострадало, кроме головы старшего работника Микка, которая, надо надеяться, скоро заживет; но день этот покалечил каткуского Виллу, и поэтому казалось, будто ураган и впрямь задел Кырбоя. Хозяйка бродила серьезная и притихшая, словно в Кырбоя все это время длился великий праздник, когда люди собираются вместе, чтобы читать и петь молитвы; однако в Кырбоя не слышно было песен, кроме тех, что распевали Яан и Лена.

Хозяйка, казалось, чего-то ждала, а покуда не хотела ничего начинать. По-прежнему девушки доили коров и процеживали молоко под наблюдением старой Мадли, а хозяйка к ним и не заглядывала; как и раньше, Микк руководил работами, хотя голова у него была забинтована и сам он работал меньше обычного. Только в том и была разница между прежним и теперешним временем, что по вечерам Микк разговаривал уже не с Рейном, а с хозяйкой, она была теперь главой Кырбоя.

— Делайте как знаете, — неизменно говорила Микку хозяйка, — я пока только присматриваюсь, только еще знакомлюсь с Кырбоя.

Однако Микку не верилось, чтобы хозяйка знакомилась с Кырбоя, никому не верилось — ведь ничто не указывало на то, что хозяйка хоть сколько-нибудь интересуется Кырбоя. Все видели, что хозяйка бродит по дорогам, ведущим через вересковую пустошь, разгуливает по самой пустоши, сидит у озера, но никому не верилось, чтобы она там думала о Кырбоя. Усадьба жила своей прежней жизнью, жила как всякий клочок земли, не имеющий настоящего хозяина: дичала, зарастала бурьяном, приходила в запустение. Перед крыльцом когда-то была круговая дорожка, в центре круга росли кусты, но теперь дорожка бесследно исчезла, а кусты превратились в сплошные заросли. Под окнами были когда-то цветочные грядки, но в весеннюю распутицу через грядки протоптали тропинку, — она и сейчас проходила там, среди неухоженных цветов и буйно разросшейся травы. Но хозяйка не видела этого, хозяйка вообще не видела ничего, что происходило в Кырбоя. Хозяйке некогда было смотреть, что творится вокруг, — она то и дело ездила в город, она продолжала ездить в город даже тогда, когда у старшего работника Микка голова совсем уже зажила и повязку с нее сняли.

Когда Микк вернулся из города, хозяйка первым делом спросила его:

— Как у Виллу с глазом, неужели ослепнет?