Хозяин усадьбы Кырбоя. Жизнь и любовь

В те первые дни после яанова праздника, когда хозяйка бродила по вересковой пустоши и лесным дорогам или сидела вместе со старой Моузи на берегу озера, словно размышляя о делах Кырбоя, чему, однако, никто не верил, даже полуслепая Мадли не верила, — в те дни в сердце старого Рейна закралась какая-то тайная радость, заставлявшая его стыдиться дочери и даже слегка побаиваться ее. У Рейна появилась надежда — именно надежда, не опасение, — что каткуский Виллу ослепнет и на второй глаз и тогда уж, конечно, хозяином ему не бывать. Даже в Катку слепой не может быть хозяином. Но когда Рейн заметил, что Анна уже не бродит по вересковой пустоши и не сидит у озера, а целыми днями хлопочет в доме и в усадьбе, как и полагается настоящей хозяйке, радость покинула его сердце, потому что переселилась в сердце Анны. Такой уж удивительной была теперь радость в Кырбоя: когда она поселилась в сердце Анны, старый Рейн и полуслепая Мадли лишились ее. В Кырбоя была сейчас только одна радость, и ее нельзя было делить между несколькими людьми, даже между отцом и дочерью. И вот из того, что радость вдруг покинула его сердце и переселилась в сердце Анны, Рейн и заключил, что каткуский Виллу, по-видимому, все-таки не ослеп и что, следовательно, он может стать хозяином Катку, а то и Кырбоя, как пророчила Мадли. Но Мадли было легче, чем Рейну; каждый раз, когда об этом заходила речь, она говорила брату:

— Если так, то я уйду из Кырбоя, хоть на край света уйду, здесь ни за что не останусь.

— Зачем же тебе уходить-то, в Кырбоя и для тебя места хватит, — отвечал ей Рейн.

— Где же я буду жить, что стану делать? — возражала Мадли. — Я и теперь уже здесь лишняя, пятое колесо в телеге. Уйду в богадельню, там для меня всегда угол найдется.

— Уж лучше в нашей бобыльской хибарке поселись, — предложил Рейн. — Анна велит ее отстроить, все лучше будет, чем под чужим кровом.

— Что мне одной в хибарке-то делать, — сказала Мадли. — Переселяйся и ты, будем вдвоем там жить; так я согласна, а одна не пойду.

Но Рейн пока что не согласен переселяться в хибарку. Чего ради он станет в хибарке жить, если в большом доме места достаточно. Однако мысль об этом немного успокоила Рейна, словно бы придала ему уверенности: теперь у него есть угол, где он сможет укрыться, если с появлением нового хозяина ничего другого не останется.

И все-таки Рейн не находил себе покоя и в конце концов спросил у дочери напрямик — правду ли люди говорят, будто каткуский Виллу станет хозяином Кырбоя.

— Каким бы диким тебе это ни казалось, — ответила Анна, — но, возможно, так оно и будет.

— Стало быть, он все же не совсем ослеп? — спросил отец.

— Нет, сколько-то видит. Достаточно для хозяина. Да Виллу и слепой подходит для Кырбоя больше, чем кто-либо, — сказала Анна.

Этого Рейн уж совсем не мог понять, поэтому он сказал дочери:

— Нет, дочка, слепой — не хозяин, тем более в Кырбоя. Лучше уж передать Кырбоя в чужие руки, чем оставлять слепому хозяину.

— Так он же не слепой, — возразила Анна, — я только так сказала.

— Неужто ты и впрямь никого не можешь найти, кроме каткуского Виллу? — спросил Рейн мягко и как бы даже с сочувствием. И так как дочь ничего не ответила, продолжал: — Ты ему об этом уже говорила, или, может быть, он сам тебе что-нибудь сказал?

— Нет, — ответила Анна смущенно, и в глазах ее вспыхнул дрожащий огонек.

— Ну, значит, еще ничего не случилось, — с облегчением сказал отец.

— Ровно ничего, — подтвердила Анна.

— Так что же они болтают! — воскликнул Рейн. — Откуда все эти слухи?

— Пусть себе болтают, какая в том беда, — успокоила отца Анна.

— Но ведь он пьет, — заметил Рейн.

— Ничего, в Кырбоя он бросит пить, — ответила дочь.

— Ну, а все остальное? — удивился Рейн.

— Что он в тюрьме сидел? — спросила дочь.

— Что он человека убил, — ответил Рейн.

— Он не будет больше убивать, если бросит пить и станет хозяином Кырбоя, — заметила дочь.

— Так ведь он же убил, неужели, по-твоему, это ничего не значит? — спросил отец.

— О господи! — воскликнула дочь. Но видя, что отец не понимает ее восклицания, добавила покорно: — Папа, если ты этого не хочешь, если ты против того, чтобы Виллу стал хозяином Кырбоя, то я могу поступить и иначе.

— Если бы ты могла! — воскликнул Рейн так, словно ему вдруг легче стало дышать. — Если бы ты отступилась от него. Я даже вот что тебе скажу: делай как знаешь, выбирай кого хочешь, только не его. Мы со старым Юри жили до сих пор бок о бок точно чужие, теперь, когда смерть не за горами, этого уже не изменишь. Поверь, дочка, легче умереть, чем изменить это. И еще вот что: как-то мы заезжали к Юри, — ты тоже тогда была с нами, — просить, чтобы он продал нам Катку, а теперь получается, что мы свою усадьбу Катку отдаем. Кажется, все бы перенес, только не это.