Хозяин зеркал

– Нет, – почесав оцарапанный глаз, честно признался он. – Но это ничего не меняет.

Миранда, разболевшись после пережитого, почти на месяц слегла в постель, и Герде пришлось следить за выпечкой. Времени на прогулки по Городу у нее не оставалось, зато Иенс зачастил в пекарню с визитами.

Однажды он застал во дворе у Миранды косматого широкомордого типа, который устроился на деревянной кушетке под небольшим навесом и поил закутанную в шаль булочницу из специальной кружки с носиком.

– О, Иенс! Рада тебя видеть, мальчик! А у меня руки до сих пор трясутся, представляешь? – оживилась Миранда и попросила: – Помогите сесть повыше, ребятишки, хочу вас всех перезнакомить.

Косматый поправил подушки, булочница уселась поудобнее, огляделась и позвала:

– Туб, иди сюда!

– Т-тот самый Т-туб? – недоверчиво спросил Иенс.

– В каком смысле «тот самый»? – удивилась женщина.

– Ф-фонтанщик?

– Ну да, я и есть мастер Туб, папаша нашего «Цветка», – отозвался, выходя из пекарни, крепко сбитый человек в кожаном комбинезоне. – Но не хотел бы я снова встретиться с его мамашей… А ты ученик Шауля?

Пожимая испачканную углем руку, Иенс кивнул. Туб улыбнулся, и улыбка его оказалась неожиданно мягкой.

– Ну, давай знакомиться. Вот этого медведя зовут Вигго, у него было кой-какое секретное дельце к старине Шаулю. Но раз так получилось, не сможешь ли ты нам помочь?

Иенс пожал плечами.

– Куда же я засунул?.. – забормотал широкомордый Вигго, охлопывая себя по карманам. Он покопался в каждом поочередно и наконец протянул Иенсу мелко исписанный листок с формулами: – Вот это…

Иенс прочел и понимающе ухмыльнулся:

– Н-не сложно. С-составляющие. И п-помещение.

– Будет тебе помещение, – пообещал Вигго. – Сделай подробный список того, что понадобится. Вещества, посуда, тигли-мигли… Ничего не забудь и не жмись, деньги – не твоя забота. Оставишь записку у Миранды, а сам приходи в среду утром к старой каменоломне за Собачьим пустырем.

Герду в следующий раз Иенс увидел там, где никак не ожидал увидеть. Более того, она была не одна. На уличной выставке картин Герд было несколько. Первая кормила с руки козлобородого сатира на фоне зарослей папоротника, вторая лежала на ковре около блюда с истекающими соком персиками, а третья на берегу горной реки обнимала за шею единорога. Объединяло этих Герд одно – все они выглядели ярко и на редкость бесстыдно. Возле выставленной на продажу обнаженки сидел слащавый сеньор де Вильегас и секретным кодом выстукивал на зубах послания к параллельным мирам.

Иенс незаметно подкрался сзади и отвесил ему такой подзатыльник, что бедняга подавился любимым набалдашником. Разглядев обидчика, он возмущенно закудахтал:

– Hostia![8] Ты – тупой мужлан! Деревенщина! Сеньорита раздевается перед нами, чтобы красиво одеться для тебя! Только такой membrillo[9], как ты, может этого не понимать!

– Д-дома поговорим, – процедил Иенс и смачно сплюнул на лаковый башмак живописца. – И з-за д-деревенщину ответишь.

Вокруг улюлюкали, подбадривая Гарсиа на ответный ход. Со всех сторон сбегались зеваки, но Иенса уже и след простыл. Мрачнее тучи, он понесся на поиски реальной Герды.

Убедить ее вернуться к трудам праведным в пекарню так и не вышло. Максимум, чего удалось достигнуть, так это выбить из де Вильегаса признание в любовной связи с милашкой Йоном и в полном их безразличии к женскому полу.

Однако, к своему удивлению, Иенс начал получать странное удовольствие от того, что Герда целыми днями сидела голая перед огуречной братией, а вот стирала, готовила и стелила постель только для него одного. Стоило всего лишь не упускать узкий гребень этой волны, соблюдая точную пропорцию между холодным презрением и обжигающей, болезненной страстью, чтобы чувствовать себя господином. По утрам Герда безропотно запудривала следы от его пальцев и варила кофе. Сама она пила только травяные отвары под предлогом заботы об идеальной фигуре. В некотором смысле это было правдой. Переписав для Шауля не один древний травник, Иенс помнил свойства целебных растений, в том числе и тех, которые использовала для своих зелий Герда. Они делали женщину бесплодной.

Вскоре она начала покупать холст и краски, брать уроки живописи. Каморка Иенса украсилась полотнами с изображением кривобоких кофейников, плоских яблок и мелкого винограда. Только безупречное чувство цвета по-прежнему не подводило Герду. Главным украшением коллекции была картина морского дна со спрутом, обвившим мачту затонувшего клипера. Дешевые белила оказались с брачком, и присоски на осьминожьих щупальцах зловеще фосфоресцировали по ночам.

…Вспомнив о картине, Иенс стащил с головы плед и уставился на призрачно-блеклого в сумраке комнаты спрута. Бессонница выиграла бой по очкам, овцы разбежались, начинало светать, и пора было собираться к старой каменоломне. Наскоро хлебнув холодного кофе, он снял с крючка самую тяжелую трость на случай встречи с шайками бродячих собак и вышел на улицу. Город еще не проснулся. До заводских гудков оставалось около часа, а до западной окраины, за которой начинались каменоломни, примерно сорок минут ходу.