Хозяин Зоны

Денис вошел в бабкину комнату. В комнате стояла двуспальная кровать, на которой, прикрытая по пояс легким одеялом, с распущенными редкими седыми волосами, лежала Оксанина бабка. Денис видел ее впервые: бабка из квартиры не выходила года два, с тех пор как заселился дом. Посмотрев на Дениса подслеповатыми глазами, она сказала:

— Что, силой поведете? Придумали эвакуацию какую-то! Война, что ли, на улице? Немец бомбит? Побуду денька три дома, а потом и вы вернетесь! Воды мне в ванну наберете, продуктов в холодильнике вон сколько на праздники наготовлено! Не поеду!

Бабка упрямо поджала губы и замолчала. Денис неуверенно хмыкнул. Может, и правда лучше бабку оставить дома? Что с ней за два-три дня сделается? А дорога с ее треволнениями для такого пожилого человека может оказаться губительной. И как там, в этой эвакуации, удастся устроиться, еще вопрос. С отцом бы переговорить…

Он подошел к телефону и набрал номер отца. Телефон не отвечал.

— Я, наверное, схожу к отцу на работу и посоветуюсь с ним.

— Хоть советуйтесь, хоть нет, я все равно никуда не поеду, — снова подала голос бабка.

Денис с недоумением посмотрел на соседку.

— Не пойму, зачем вы меня спрашиваете, если бабушка все решила сама?

— Да для меня эвакуация гораздо тяжелее, чем несколько дней пожить самой! — не унималась бабка. — Телевизор посмотрю, книжку почитаю… А тем временем и вы вернетесь!

Тетя Вера тяжело вздохнула:

— Ладно, мама, оставайтесь. И правда, не война ведь…

— Ну, девчата, встретимся в автобусе, — сказал Денис и поспешил домой.

Дома мать упаковывала самые разные вещи: рубашки, майки, брюки, туфли, кеды — все летело в ненасытную утробу огромной спортивной сумки, которую Денис шутливо называл «мечтой оккупанта». Сумка раздулась до размеров небольшого дирижабля.

— Не слабо… Мам, было же сказано взять только самое необходимое!

— А это и есть самое необходимое! Папа звонил.

— Да? А я ему только что от Оксаны звонил, но он трубку не снял.

— Он сейчас в медсанчасти,[14] у медиков.

— С ним что-то случилось? — Первый раз с момента аварии Денис испугался по-настоящему.

Мать объяснила, что ничего с отцом не случилось, просто он курирует медицину от исполкома и находится там, чтобы координировать действия.

— Папа отвез в Борисполь для отправки в Москву двадцать шесть человек. Он сказал, что они очень сильно облучились.

— Оба-на!.. Двадцать шесть? Ничего себе!

— Сейчас готовят второй рейс. Набралось уже около ста человек…

— Сто?! — не поверил Денис. — Сто?! Что ж там такое случилось, на этой проклятой станции? Сто человек![15]

Несмотря на то что отец сообщил о таком большом количестве пострадавших, ощущения реальной опасности у Дениса не было: станция находилась в трех километрах от города, чего тут бояться? Ну, упадет там крыша или еще что-нибудь, так ведь где станция, а где город! Эвакуация? Радиация? Денис вышел на балкон.

Город выглядел как обычно. Березки покрылись нежной зеленью, и издали казалось, будто они окутаны легчайшим зеленым инеем. Сосны стояли, как вчера, позавчера и год тому назад. На газонах начала пробиваться трава, работал телевизор, в кранах была вода — словом, ничего не изменилось. Воздух был таким же свежим и по-весеннему прозрачным. Только вот улицы опустели и появилось такое ощущение, будто из города вынули душу. Денис засомневался: может, не надо оставлять Оксанину бабку? Может, все-таки забрать ее с собой? Но сомнения мелькнули и исчезли: было не до того. Мать уже складывала в отцовский дипломат документы, решив забрать из дому все, вплоть до расчетной книжки за квартиру.

— Ма, зачем?

— Затем! Непонятно, почему нас вывозят и насколько.

— Сказали же «временно»!

— Вот именно! Нет ничего более постоянного, чем временное.

В душе Дениса снова шевельнулись сомнения, и снова он отбросил их, недовольно подумав: «Далась мне эта бабка!»

За час успели полностью собраться и сели пить чай, изредка поглядывая в окно, не приехали ли автобусы. Наконец в начале третьего один за другим к подъездам начали подъезжать автобусы самых различных моделей — тут были несколько «ЛАЗов» и красный «Икарус» с надписью «Полет» на борту. Сюда же затесался кургузый «пазик», поданный к первому подъезду.

Денис выдернул из розетки массивную вилку электроплиты, перекрыл воду, с трудом провернув неподатливые вентили, и взял в руки сумки.

— Ну что, ма, идем?

Мать с тоской осмотрела комнату и тяжело вздохнула.

— Ты чего?

— Ничего, сын, только у меня дурное предчувствие.

Денис тоже обвел взглядом комнату. Что-то толкнулось в его груди, и он не сразу понял, что это тяжело бухнуло сердце. Он сразу уверовал, именно уверовал, а не осознал, что мать права. Вроде бы ничего не говорило о том, что они покидают свой дом навсегда, но в воздухе висела такая тяжелая тоска, витал такой плотный, хоть режь его ножом, дух разлуки, последнего «прости» и чего-то еще, что Денис даже слов не мог подобрать, чтобы объяснить свои ощущения. Однако было очевидно: сюда они больше никогда не вернутся. Боясь расплакаться, Денис подхватил «мечту оккупанта» и грубовато сказал:

— Ну, мать, пошли, что ли…