Барон же плюхается в кресло и чуть-чуть не помещается. Его телеса смешно нависают над подлокотниками, но увы, другого я предложить не могу. Только если он займёт место на деревянной и неудобной скамье, но нет, вон немного задом покрутил и умостился. Интересно, а выбираться как будет? Или как Винни-Пуха придётся тянуть за лапы, точнее руки?
Но это уже его проблемы. Если вместе с креслом уйдёт, то получит счёт за сей предмет. Всё-таки обитель — это не баронские хоромы.
Эрдан остаётся стоять у меня за спиной.
Итак, фигуры расставлены, можно приступать.
Я молчу. Предлагаю начать гостям. Как-никак, они первые начали, вот пусть и держат слово.
В камине трещит и гудит огонь. От сквозняка танцует пламя в факелах, отбрасывая причудливые тени.
Первым говорит священнослужитель.
— Графиня Ретель-Бор, не ожидал увидеть в вас столь юную, хрупкую, но бесстрашную особу. Ваш поступок характеризует вас либо как смелую женщину, либо… как не очень дальновидную особу.
Между строк так и слышу: ты либо храбрая, но дура, либо просто дура.
Коротко улыбаюсь старику и отвечаю:
— Разве помощь в трудный час ближнему своему, которую мы можем оказать и которая в наших силах и возможностях — это дурной поступок, Ваше Высокопреосвященство?
Антоний широко улыбается, польщённый моим обращением к нему. Изабель была весьма набожной, и я прекрасно знаю, как и к кому следует обращаться из духовных лиц.
Антоний ещё не дорос до Высокопреосвященства.
— Просто Преосвященство, дитя, — поправляет он меня, но мягко и беззлобно.
— Думаю, вы скоро достигните своей высоты, — улыбаюсь чуть шире.
Антоний сверкает глазами на меня. Вот как хочешь, так и трактуй мои слова. То ли я пожелала карьерного роста, то ли…
Но мысленно я пожелала ему того, чего он заслуживает по делам своим.
— Коли так думать, то каждый человек нуждается в помощи, графиня, — говорит он назидательно и складывает пальцы в священном символе и ознаменовывает им меня. — Но в любом деле важна грань.
— Вы знаете, где она эта грань, Ваше Преосвященство?
— У каждого она своя, графиня, — после некоторого раздумья отвечает Антоний. — Но разумом вы должны понимать, что своим поступком вносите смуту среди благородных людей. Установленный порядок вы не сможете поколебать, как не сможете спасти всех. И как говорит Инмарий, каждый должен спасаться сам, а также нести выпавшие на свою долю страдания достойно. Про помощь ближнего — то верно, дитя, но не стоит путать все понятия и собирать всё в одну небрежную кучу. Вы не сможете помочь тем, кому судьбой ниспослано страдать, дабы расплатиться по грехам своим из нынешних, прошлых жизней и дурных дел своего рода.
Что за бред?
Градоправитель молчит, только лишь согласно кивает словам Антония.
Смотрю прямо на старика, потом решаю немного раскрыть свои карты.
— Согласна с вами, — говорю смиренно и вижу, как его лицо успокаивающе разглаживается. — И хочу кое-что поведать вам, Ваше Преосвященство. Барон.
— Что же это? — подаёт голос Маркус.
— А то, что я не просто так выкупила всех рабов. Каюсь, не так безгрешна я. Руководствовалась я не только сочувствием к людям, что попали в беду, но и покупала их для того, что мне попросту нужны люди.
Оба хмурятся.
— Зачем? — не понимает меня Антоний.
Вздыхаю, как можно горестней, потом достаю платочек, промокаю глазки и пускаюсь в слезливую историю.
Говорю долго, иногда всхлипываю и пью водичку.
Рассказываю всё, что нужно знать этим мужчинам. Приукрашиваю, естественно. Рассказываю, как была напугана, что на этой почве у меня пробудился магический дар.
Барон и служитель Инмария находятся в лёгком шоке.
Не ожидали они, что я вывалю на них ушат таких новостей! И покушение Зерраном на мою жизнь и жизнь моего отца. Подозрения, что Зерран и мужу моему навредить мог. И его отношения к людям и как он их магией своей зомбировал и велел делать то, что нужно ему. Про то, что он заявил, будто бастард Ретель-Бор не говорю. А вот про нищету в деревнях долго вещаю. И про награбленное бывшим управляющим тоже (но не говорю, что там очень много было). Рассказываю чуть ли не в лицах, что пришлось мне отправиться на ярмарку и продать едва ли не всю утварь, что была в замке, все украшения свои и прочее, чтобы золота на всё хватило. И как награбленное Зерраном пустила в доброе дело — скот, зерно, ткани купили и много чего ещё. А также рабов…
— Но вы так и не сказали, для чего вам рабы… ведь сами говорите, что нищета… А их кормить надо, где-то селить… — бормочет озадаченный и пришибленный моим рассказом барон.
И я со вздохом начинаю говорить о своих планах: про строительство дорог; что хочу организовать колхоз и поднять на новый уровень животноводческое хозяйство графства.
Про гору с золотом молчу.
Священнослужитель и барон долго молчат, переваривая полученную информацию.
Потом Антоний говорит:
— Но почему вы не обратились за помощью в соседние графства? Или нам бы написали, графиня.