Храм фараона

На этот раз фараон солгал своей Прекраснейшей. Конечно, послы настаивали, однако не менее долга его подгоняло нетерпение сыграть свадьбу с этой змеей с бирюзовыми глазами. Предвкушение удовольствия волной пробегало по его телу, когда ее глаза, подобные драгоценным камням, смотрели на него. Он много дал бы, чтобы сорвать с хеттиянки юбки и насладиться ее телом. Короче говоря, впервые за много лет женщина заставила его так беспокоиться, проявлять такое нетерпение, пробудила в нем любопытство и непреодолимое желание.

Фараон позволил всему населению Пер-Рамзеса принять участие в свадьбе. На каждой улице раздавали хлеб, вино и пиво. Во дворце довольные послы из Хатти могли наблюдать, как дочь их царя была коронована уреем, провозглашена третьей женой Благого Бога и получила египетское имя — с этого дня ее стали называть царской супругой Мерит-Анта — любимицей богини Анат, потому что Рамзес посчитал вполне подходящим и счастливым то, что иноземную принцессу будет любить также иноземная богиня любви и войны.

В вечер свадебного празднества Нефертари спросила супруга с легкой насмешкой:

— Ты радуешься брачной ночи с хеттской принцессой? Со второй супругой я должна была тебя просить и ободрять, не то ты бы не добрался до постели Изис-Неферт. Помнишь?

— Она мне сразу не понравилась, и сегодня она не стала ближе моему сердцу. Этот брак был лишь любезностью, которую я оказал жрецам из Фив.

Нефертари говорила теперь совсем тихо, потому что Мерит-Анта сидела на троне по левую руку от царя и высокомерно поглядывала на гостей.

— На этот раз тоже ничего другого. Хаттусили послал тебе свою дочь, ожидая, что ты сделаешь ее своей женой. Ты выполняешь его желание, чтобы не злить союзника. Ты не искал этой женщины. Она была тебе навязана точно так же, как тогда Изис-Неферт.

Обычно такая мягкая и все понимающая Нефертари, казалось, сегодня была намерена сердить своего супруга, фараона. Как будто какой-то непреодолимый страх побуждал ее к подобным замечаниям, и она сама не могла понять природы этого страха.

Нефертари недавно перешагнула свой сороковой год жизни. Она чувствовала, как сохнет ее до этого плодородное тело. Каждое утро ей приходилось втирать драгоценное масло в становившиеся все заметнее морщинки у глаз и заставлять их исчезать. Она осталась стройной, как юная девушка, но ее грудь потеряла былую упругость, ранее столь прекрасный пупок был теперь окружен складками дряблой кожи. Она стремилась, чтобы их любовные игры с фараоном имели место ночью или хотя бы в сумерках, потому что не хотела, чтобы признаки надвигающейся старости были выставлены на безжалостный дневной свет и предстали взору мужа.

Рамзес, казалось, ничего из этого не замечал или, как боялась Нефертари, не подавал виду, что замечает. Он болтал с ней так же непринужденно, как всегда, был нежен и ласков, доверял ей свои самые тайные мысли и ни разу сознательно не лгал ей.

Нефертари повторила свой вопрос, потому что он на него не ответил.

— Брачная ночь? Да что в ней такого особенного? Я не думаю, что лоно у нее выглядит по-другому, чем у египтянок. — Он насмешливо улыбнулся Нефертари. — Это же не первый раз, когда я сплю с иноземкой. Гарем кишит девушками из Митанни, Нахарины, Амурру и Куша, и каждый раз я нахожу те же губы, груди, бедра, то же послушное лоно…

Нефертари ощутила, что Рамзес дает уклончивые ответы, однако ей пришлось этим удовлетвориться. Гутана же, которую теперь должны были звать Мерит-Анта, вела себя так, как будто ничего особенного ей не предстояло. Она думала о предстоящей брачной ночи и ожидала ее с равнодушием. Уже на двенадцатом году она была лишена девственности на службе богини Иштар и после этого имела дела со многими мужчинами при дворе. Для некоторых молодых придворных соблазн увлечь дочь царя был слишком велик, и тот, кто нравился Гутане, находил дверь ее спальни открытой. Если любовник ей надоедал, она распространяла слух, что он взял ее силой, и несчастного сажали на кол во дворе. Гутана, не моргнув глазом, наблюдала, как ее бывший любовник извивается на колу, проклинает ее, ревет и визжит от боли.

У царя Хаттусили было множество дочерей, но Гутана считалась настоящим демоном в женском обличье и своему поведению была обязана тем, что сейчас стала египетской царицей. Когда возник вопрос, кого из дочерей следует отослать с посольством в Кеми, Хаттусили не медлил ни мгновения. Он был рад избавиться от порочной Гутаны. Но до того ее должны были снова сделать девственницей.

— Маленькое искупление за твои злодеяния, — злорадно заметил отец, а потом ее схватили четыре сильных мужчины, в то время как опытная женщина иголкой и ниткой восстанавливала ее девственность. Гутана сцепила зубы и не издала ни звука. Ее безмерно радовало, что ее глупые добродетельные сестры получат в мужья в лучшем случае толстого придворного или мелкого вождя-данника, в то время как она, развратница, демон в женском обличье, станет царицей Египта.

Однако Хаттусили поставил некоторые условия: