Храм фараона

— Работа была прервана, это верно. У нас недостаточно людей, чтобы своевременно выполнять все приказы Благого Бога, да будет он жив, здрав и могуч. Слишком мало скульпторов, и те должны по указанию фараона работать над храмом Мертвых; других же отослали на юг к храмам в Куше. Было бы неслыханным проявлением неуважения позволить выполнять заказ фараона, да будет он жив, здрав и могуч, плохим или недоученным ремесленникам.

Хамвезе с сомнением покачал головой:

— Я слышу лишь отговорки, жрец Бекенхонс. Фараон основал при храме Мертвых школу для художников и скульпторов. Количество ремесленников должно было благодаря этому увеличиться. Или же эта школа существует только на бумаге?

— Это не в моей компетенции, высокочтимый принц. Храм на западной стороне независим, у него собственное управление. Ты должен был бы…

— Да, я это сделаю, — угрюмо ответил Хамвезе. — Но прежде я проинспектирую Южный храм.

Хамвезе велел отнести себя в носилках по улице для процессий к Южному храму. Вдоль протянувшиеся, как шнур, улицы стояли сотни львов-сфинксов, охранявшие священный путь с обеих сторон. Конечно же, визит сына царя не был ни для кого сюрпризом. Храмовые служители опередили его и предупредили о его прибытии.

У большого пилона перед входом гостя встретил верховный жрец Небунеф собственной персоной:

— Приветствую тебя, принц Хамвезе. Жрецы чрезвычайно Рады, и народ Фив ликует по случаю твоего визита, да продлится он подольше.

— Я сопровождаю только Озириса-Рамозе, его вдову и мать, царицу Изис-Неферт. То, что у жрецов имеется причина радоваться моему визиту, еще следует доказать. Я, во всяком случае, крайне недоволен тем, что увидел в Большом храме — не закончен зал с колоннами.

Небунеф придал лицу озабоченное выражение и беспомощно поднял руки:

— Я полагаю, Беки объяснил тебе: у нас просто нет людей.

Хамвезе покинул носилки и внимательно осмотрел шесть монументальных фигур и два выступавших вперед обелиска из розового кварца перед громадными стенами пилона. Он шагал от статуи к статуе. От его внимания не ускользнула стройная изящная фигурка Нефертари, рука которой нежно касалась ноги ее громадного супруга. Хамвезе был ученым, не тратившим силы на придворные интриги, однако он ощутил легкий укол обиды и мог понять свою мать, которая уже много лет жаловалась, что ею пренебрегают. Нигде во всей стране, с севера до юга, имя Изис-Неферт не было увековечено, и Хамвезе, который ранее держался от всех в стороне, теперь начал ощущать себя сторонником матери. В конце концов его мать родила фараону четырех здоровых детей, и в смерти Рамозе не было ее вины. Его самого фараон ценил выше всех, и хоть немного этой приязни, по мнению Хамвезе, он мог бы перенести на свою вторую супругу.

«Я об этом позабочусь», — решил он для себя, отвернулся и быстрым шагом прошел во двор храма.

— В последний раз я был здесь с мастером Пиайем, — заметил Хамвезе больше для самого себя и взглянул на колоссальные статуи между колоннами в виде папируса.

— Это же Озирис Небмаре?

— Теперь уже нет… — ответил Небунеф с бесстрастным лицом.

Хамвезе подошел ближе. Действительно, на поясе был выбит громадный картуш Рамзеса. Хамвезе покачал головой, но воздержался от комментариев. Ему никогда не бросалось в глаза, как беззаботно его отец узурпирует статуи других фараонов.

Не оглядываясь, он быстро прошел дальше, в построенный фараоном Аменхотепом двор с колоннами, остановился и взглянул на надписи.

— Это невозможно! — воскликнул Хамвезе в праведном гневе. — Царь-еретик несколько сотен лет назад велел сбить по всей стране все почетные титулы Амона-Ра, и здесь, в одном из посвященных Амону мест, надписи все еще не обновлены! Вот, вот, вот, вот! — Хамвезе возбужденно указал на различные места на колоннах и стенах. — Вы не сочли нужным надписать имена вашего бога? Здесь, в Фивах, где вы объявляете, что Амон является единственным царем? В то время как мой отец, да будет он жив, здрав и могуч, расширял храм, было бы легко снова выбить пару надписей. Я жду ответа, жрец Небунеф.

Верховный жрец не позволил вывести себя из состояния спокойствия. Когда фараон пожаловал ему эту должность, инсценировав выражение воли Амона, он чувствовал себя обязанным царю, но годы служения могущественному богу медленно, но верно меняли его. Конечно же, он все еще был верен фараону, однако прежде всего он был слугой Амона. Поэтому говорил уверенно и без смущения: