Храм и рынок. Человек в пространстве культуры

Уникальным явлением стал андеграунд, в рамках которого маргинальность стала целостной: и жизненной, и литературной. Люди, под. вешенные между двумя мирами — жестокой повседневностью где властвует порядок общественного тела, и духовностью с ее романтическими идеалами, — поневоле оказываются существами иного рода чем классические писатели и читатели. О, они тоже телесны, но это особым образом выдрессированное тело, способное часами сидеть за письменным столом, читать, думать, вникать, писать, интерпретировать. Это аскетическое терпеливое, послушное тело создано для обслуживания интеллектуальных актов, оно не является источником спонтанных влечений и желаний, мешающих работе. Это как бы тело ангела, скрытое от посторонних белыми одеждами. Оттого интеллигент так стеснителен с женщиной и неловко чувствует себя в общественной бане. Как ни странно, именно такое тело эротично. Музиль пишет в «Человеке без свойств» о том, как сын находит в ящике умершего отца — известного теоретика права — порнографические снимки. Замечательно сказал Ницше: «Глаза ученого становятся из сонных рысьими, как только дело касается женщины». Да, именно запретный плод и сладок.

Иное дело маргиналы: скученные в общежитиях и коммуналках, сведенные вместе работой и пьянкой, совместно обладающие женщиной, не скрывающие (потому что этого просто нельзя сделать) никаких поступков, актов и даже отправлений организма, ведущие поистине средневеково-демонстративный образ жизни, начисто лишенный сферы интимного и приватного, — они обладают не индивидуальным, а общественным телом. Такое тело не может быть субъектом классического дискурса, а порождает нечто иное. Маргинал — это явление ландшафтное, геологическое в том смысле, что образовано особыми складками, рубцами, следами, надрезами, разрывами, наносимыми жизнью на человеческое тело и прежде всего на его кожу. Следы этих зарубок проникают и в маргинальный дискурс: его нельзя понять, объяснить, интерпретировать в обычном смысле этих слов, его надо прожить. Может быть, поэтому и в данном сообщении будет так много экспрессии. «Все говорят: Кремль, Кремль. Ото всех слышу про него, а сам ни разу не видел. Сколько раз уже (тысячу раз), напившись или с похмелюги, проходил по Москве с севера на юг, с запада на восток, из конца в конец, насквозь и как попало — и ни разу не видал Кремля» — так начинается известная повесть Венедикта Ерофеева «Москва — Петушки». Эти слова раскрывают суть бытия современного маргинала, жителя столичного города. Как правило, это бывший провинциал или уроженец столицы, не нашедший применения своим душевным склонностям. Такой человек образован и закончил не только среднюю школу, но и, как правило, институт. Еще в процессе учебы он постоянно подрабатывал и хорошо знает жизнь. Может быть, поэтому ему душно в разного рода институтах, театрах, музеях, где царят официоз и давление тупого начальства, где работа принудительна и совершенно бесполезна, а зарплата столь мала, что ее не хватает на жизнь. Поэтому он не особо страдает от того, что не устроился по специальности, и постоянно меняет место работы, выбирая ее исключительно по критерию наличия свободы. Как именовать такого человека — это проблема. Он явно отличается от прежних типов культурных героев и вместе с тем парадоксальным образом собирает в себе их особенности. Вызвало бы смех его сопоставление с героями-рыцарями, богатырями и борцами за народное счастье и вместе с тем эти люди по-своему честны, горды и непримиримы с властью. Точно так же их нельзя отождествлять с аскетами-подвижниками или рыцарями веры (в смысле Кьеркегора), и, однако, их жизнь — это своеобразный подвиг и служение чему-то неведомому и явно трансцендентному; они явно не удовлетворены жизнью, но то, что ищут, они не зовут Богом или Истиной. Их алкоголизм имеет очень странный характер, и пьют они не ради вина, т. е. не для забвения, а, скорее, для обострения своих чувств. Их аскетизм состоит в том, что много пьют, но мало закусывают. В чем-то они схожи с учеными-экспериментаторами, ибо, смешивая различные спиртосодержащие жидкости, тщательно изучают их воздействие на человеческий организм. Итак, это «номады» — философы-туристы, которые пользуются различными «фармаконами» и умеют читать «водяные знаки» бытия, невидимые обывателю. Они обладают разнообразными знаниями, которые включены в разнородные системы общественной коммуникации, что исключает абсолютизацию каких-либо правил или кодов. Внешне такой человек может выглядеть и как бывший «битл» — седеющий потасканный мужчина, способный обсуждать историю виноделия в тонкостях и деталях, и как краснорожий мужик в кепке, тем не менее способный ввернуть в разговор строчку из Данте.