Храм Мортис: Хранитель Тайного Алтаря

это и есть тот самый Вир, который надоумил Ларинну прийти с повинной.

– На одном курсе с Ларинной учитесь? – устало спросил жрец вместо

ответа.

Вирлисс кивнул.

– Так что же, господин жрец, Эет говорил…

– Юноша, – не сдерживая раздражения, резко ответил Иккон. – Если я

скажу вам, что богиня явила Эету свой истинный лик, свою третью, тайную

ипостась, о которой говорят древние рукописи Храма и которую она не являла

даже верховным жрецам… Если я скажу, что Эет был Избранником, а ваша

однокурсница его ничтоже сумняшеся превратила в зомби… то что это

изменит?!

Вирлисс отшатнулся.

Но Иккон уже взял себя в руки.

– Прошу простить. Молодой человек, уже много лет мы не можем

услышать даже шёпота богини, и вдруг вы рассказываете, что этот пришлый

юноша передал её просьбу… Понимаете, юноша, просьбу! В своё время даже

шёпот Мортис был невнятен нашим ушам! А Эет понял её… Она с ним

заговорила… Вы не понимаете, какая трагедия случилась из-за нелепого

недоразумения!

– Я…

– И вы не пожелали его выслушать! Богиня…

– Я сожалею, господин Иккон. Я не мог даже подумать… – тихо произнёс

вампир, не поднимая глаз. – Значит, богине очень плохо, раз Эет сказал не

обременять её просьбами?

Жрец со стоном схватился за голову.

– Только молчите об этом, заклинаю всем святым, что есть на Атариде!

Быть может, нам ещё удастся исправить ситуацию…

– А мы… чем-нибудь можем помочь? – девушка несмело подошла и встала

рядом.

Иккон выдавил на лицо вымученную улыбку.

– Только своим молчанием, дитя моё.

– А что теперь с Ларинной? – прошептала Фрей.

– С Ларинной… – Иккон со вздохом поднял глаза на алтарь Мортис

Карающей… и замер.

Падающие пряди чёрных волос на плечи, укутанные плащом. Тонкие белые

пальцы, сжимающие загривок чёрного ягуара… И усталая улыбка в уголках губ.

Мортис Милосердная смотрела на жреца!

И никогда прежде не видел он у неё такого взгляда.

И как она была похожа на Ларинну…

Иккон встряхнул головой – но видение не пропало.

– Я получил ответ, богиня, – жрец преклонил колени. – Благодарю тебя.

– Ничтожны твои знания, Иккон, – услышал он вдруг холодный звенящий

голос, и никогда не звучал он так ясно в его ушах. – Я руководила действиями

Ларинны, когда вложила ей в сердце гнев и затмила её разум, ибо это

единственное средство спасти моего Избранника от грядущей беды. Слушай

меня внимательно! Вскоре Стены Атариды падут. Извести об этом мой

народ. Пусть они садятся на Корабли и покидают остров, пока ещё есть

возможность. Пусть они исчезнут среди людей этого мира, пусть без крайней

необходимости не используют магию Смерти, дабы не обратили на них свои

взоры враждебные мне боги. Пусть пройдёт не одна тысяча лет, но я сумею

возродить Атариду, и уцелевшие услышат мой Зов. Нет иного способа спасти

мой народ. Бегите!

Жрец вздрогнул и простёрся ниц.

Когда он осмелился поднять взгляд, фреска над алтарём была чёрной.

Вирлисс и Фрей

Вир и Фрери шли по залитой ярким весенним солнцем улице вниз, от

Храма, и молчали. Рука Вира лежала на талии Фрей, а девушка прижималась к

своему спутнику, словно мёрзла в своей лёгкой светлой курточке.

Оба думали о почерневшей внезапно фреске.

Люди в храме заметили это не сразу, но заметили, и вскоре перед алтарём

начали скапливаться встревоженные прихожане. Шепотки, испуганные возгласы

и ропот носились по толпе.

Иккон, ставший белее собственной тоги, поднялся с пола и, промямлив под

нос нечто неразборчивое, кинулся к внутренним дверям.

– Так что же Ринн? – крикнула ему вслед Фрей.

– Богиня простила её! – бросил жрец на прощанье и скрылся за

спасительными дверями.

– Вир… Как ты думаешь, что теперь будет? – наконец нарушила молчание

девушка.

– А… – задумчиво отозвался вампир. – Раз жрец сказал, что богиня

простила…

– Я не об этом. Я… о фреске. Ну, ты же понимаешь…

Вирлисс тяжело вздохнул.

– Я не знаю, Фрери.

– Мне страшно…

Вирлисс снова вздохнул – и внезапно, осветив лицо ослепительной

улыбкой, живо повернулся к Фрей.

– Что бы там ни было, если бы случилось что-то воистину плохое, Иккон

сообщил бы. А так… забивать голову? Всё равно мы ни к чему не придём.