Храм муз словесных

Большую помощь в выборке слов и их объяснении оказали и учащиеся Академической гимназии П. И. Соколов (будущий непременный секретарь Академии) и Д. М. Соколов. В течение десяти лет трудились они в Грам-матикальном отряде, помогая одному из деятельнейших составителей словаря А. И. Красовскому. «За оказанные успехи и похвальные опыты в приложении иностранных книг на язык российский» Д. М. Соколову и П. И. Соколову было присвоено звание академических переводчиков с жалованием — «первому в год двадцать, а другому двадцать пять рублей». На академическом заседании 30 октября 1789 г., по предложению Дашковой, оба студента были избраны в действительные члены Российской Академии. Позднее «за ревностное усердие в сочинении словаря» им были вручены и золотые медали [127, № 2, л. 43 об., 44, 57].

В Российскую Академию поступали словарные материалы и от частных лиц. Сохранились интересные документы, рассказывающие о неутомимых любителях русской словесности — из числа военнослужащих. Так, неизвестный переводчик военных книг, сообщая в академическое собрание о своей работе, писал, что его «самая нужда заставила их (слова. — Авт.) отыскивать, а именно: нередко при переводе военных книг, встречая затруднения в изъяснении оных, не знал я к чему прибегнуть и за неимением равносильных российских слов принужден был вносить новые, подобного значения с помещенными в подлиннике» [133, л. 1–1 об.]. Объясняя причину, побудившую его так поступить, этот офицер писал, что ему «казалось неприличным, по примеру многих трудящихся, в переводе ставить таковое французское или итальянское слово российскими буквами и считать притом, что оно может быть довольно внятно для незнающих других языков, кроме российского, хотя для сих-то и нужен подобный, т. е. довольно ясными российскими выражениями перевод» [там же]. О присылке специальной лексики немецкого и польского происхождения, собранной в Киевской епархии «промышленными, мастеровыми и рукодельными людьми», уведомлял в одном из своих писем Киевский Евгений. Перед составителями стояло немало серьезных проблем и при точном объяснении значений слов, их семантических оттенков.

Особенно большие трудности возникали при определении гнездового места слов в словаре. Уровень филологической науки той поры далеко не всегда позволял ученым решать эти вопросы. Очень часто обсуждение значения и происхождения того или иного слова длилось несколько месяцев подряд (например, память и помню; искра, крест и воскресенье). Отсутствие этимологических справочников затрудняло эту важную работу. Неоднократно участники работы обращались в академию с просьбой выдать им какие-нибудь «наставления», которые помогли бы «с лучшим успехом продолжить труд сей» [129, л. 1]. И нет ничего удивительного, что при гнездовании слов было допущено много ошибок.

В «Словаре Академии Российской» зафиксировано 43 257 слов. Практически здесь представлены все стили русской речи той поры: высокий и просторечия, заимствования и научная лексика, диалектизмы и профессиональная терминология. Конечно, соотношения между этими пластами лексики не однородны. Так, стремление «отринуть слов чужих несвойственную смесь» привело к тому, что заимствования в словаре — «самонужнейшие» — не составляют 1/50 части общего количества слов. По сравнению с «высоким штилем» беднее отражена и живая народная речь, ограничен круг диалектизмов и провинциализмов, малочисленны употребляемые в виде примеров пословицы и поговорки.

И все же, несмотря на серьезные недочеты и ошибки труд этот явился поистине памятником русской культуры XVIII в. Достаточно вспомнить, что «Словарь Академии Российской» был создан за сравнительно короткий срок — 11 лет, в то время как над «Словарем Флорентийской Академии» работали 39 лет, а Французская Академия издала свой словарь через 59 лет.