Храм святого Атеиста

Наступила ночь, все в сборе у монолита, что позволит им пережить жар ночи. Тишина наступает со всех сторон, настало время. Время историй. Сегодня вызвался нарушить покой ночи Вачега. А расскажет он нам о мертвом Доме. Каждый раз, пытаясь всех убедить, что именно Дом его убил. Его пребывание здесь – ошибка. В это никто не верит. Да и эту историю уже все устали слушать. Но ничего больше не остается. И все вынуждены проявить терпение. Их истории все также устали слушать. И надо понимать, что у Вачеги, кроме Дома, ничего в жизни больше не было. Все еще неуверенно и капельку дрожа. Он знает каждое слово наизусть, порядок не меняется, но страх быть не услышанным, не понятым, всегда остается с ним. Теребит пуговицу рубашки, что плотно стянула ему горло, он начинает.

Мертвый Дом. Часть 1. Комната тишины

20 октября, вчера был мой день рождения. Я уже не отмечаю праздники. Ушла эта надобность. Да и о каких праздниках речь, когда ты находишься здесь. Я пришел со школы и делал уроки. В мою комнату зашла мать и с идиотской улыбкой раздвигала кресло – лягушку. «Судя по тому, что я сегодня видела – ночевать я буду здесь»

Иногда тебе кажется, что все кончилось, ты живешь спокойно, даже какие-то планы строишь, а потом, в один момент, все возвращается на исходную. Месяцы воздержания могут перечеркнуться одним днем. Столько приложенного труда и все напрасно. Зачем вообще стараться, если потом все разрушишь?

Спустя много лет зеленый свет советских часов, все также разрывал темноту комнаты. Восемнадцать тридцать сообщали они. Я молча отложил учебник. Проверять домашние задание у меня сегодня явно никто не будет. Мне нельзя злиться, только не сегодня. Моя злость означает и мое поражение тоже. Я выключил телевизор в комнате и лег спать, на часах еще не было и восьми часов. Это был единственный способ контроля, который я смог придумать. Сон не приходил, на кухне слышался звук телевизора, не такой сильный, чтобы мешать мне, но все же звучал. Я не могу заснуть, время уже восемь тридцать, старый пес на улице начал выть. Видимо, не дождался своей прогулки. В пустоте ночи слышно только вой пса на улице, шум чайника и телевизор на кухне. Мне нужно уснуть, иначе результат не известен. Это единственный способ благополучно завершить эту ночь. Просто уснуть.

В девять вечера приоткрылась дверь. В дом проник монстр. Я знал его. Я помню все, что он сделал моей семье. Я мог узнать его шаги, его дыхание. Обильное выделение слюны заставляло его постоянно плеваться. Прошло столько лет с момента его последнего визита. Но я искренне верил, что он больше не вернется. Хотя нет. Моя рука под подушкой сжимает рукоять ножа. Я всегда следил за тем, чтобы он был достаточно острым. Конструктивно не подразумевал складывание, мне приходилось острие держать направленным в диван. Казалось, в случае если я усну, это поможет не получить увечий. Всегда готовый пойти в бой огрызок металла говорил только о том, что я его всегда ждал. Возможно, я хотел верить, что он больше не придет, но я был готов.

Мне нужно срочно уснуть, иначе исход неизвестен. Просто уснуть. Закрываешь глаза и спишь. Пес продолжил завывать на улице, под его вой невозможно спать. Телевизор на кухне не перестает твердить, что-то о бомбежке в какой-то мусульманской стране. Диктор через каждые полтора слова всовывает «Россия», когда начинается гневная речь, слово меняется на «Америка» и «Вашингтон». Дед сегодня ночует у нас, он обожает смотреть новости. Я помню его еще жизнерадостным человеком, который не смотрел телевизор. За какие-то пять лет телевидение превратило его в озверевшего патриота – националиста. На каждом углу он винит во всех бедах эмигрантов, прославляет Русь и смеется над Америкой. С тех пор как это началось, я уже не мог с ним разговаривать. А я ведь помню, как в самом детстве он пришел ко мне и дал две своих самых любимых книги. «Робинзон Крузо» и «Двадцать тысяч лье под водой». Робинзона он мне читал на ночь, а Жюль Верна я должен был прочесть сам, так как читать ее мне он отказался. Это была первая книжка, которую меня не заставляли читать. Он открыл мне этот мир. Во что же он превратился за несколько лет. За последние пять лет в его руках не было ни одной книги, журнала и даже газеты. Только телевизор. Со временем он стал смотреть его не менее восьми часов в день и от человека, открывшим для меня чудесный мир литературы, остался лишь озлобленный расист – патриот. Я не могу с ним говорить, мне больно смотреть, во что он превратился. Но пришедший монстр пугает и его.