Храм святого Атеиста

Закипел чайник. Вой собаки стал сильней. Чудовище на кухне отправилось проведать пса. Я на секунду ослабил хватку рукояти, но в тот же момент снова сдавил ее в ладони. Прежде монстр безуспешно пытался разжечь печь. Открывая дико скрипящую дверцу печи поджигая лист газеты, затем закрывая дверцу. Бумага не поджигает толстую древесину, тогда процесс повторяется. Снова скрипит дверца печки, в унисон ей подпевает пес на улице. Чайник кипит все сильней и отключается. Диктор продолжает «Не соблюдение соглашений». Чиркает кремень зажигалки, загорается бумага. Скрипящая дверь затворяется. Монстр выходит на улицу к псу. Его животная близость заставляла его чувствовать жалость к мукам собаки. Что хоть и не четко, но на секунду создавало иллюзию человечности в нем. Пес так же чувствовал эту связь и мне кажется он единственный кто не испытывал страха перед чудовищем.

Электронные часы сообщают, что уже десять вечера. Я уже хочу спать, будь хоть минутка тишины – я бы уже уснул. Дед, пытаясь ускорить процесс, бежит к печи. Своими действиями он хочет задобрить монстра. Открывает скрипящую дверцу, вынимает бревно и старается разрубить его кухонным ножом. Удар, еще удар. Это продолжается как будто вечность. Три вечности спустя, ему удается с ним справиться. Вой на улице все еще не прекращался. Скрипнула дверь топки. Дед, выгрузив туда нарубленные в спешке ножом щепки, принялся их поджигать. Жертвенник готов, дрова уложены. Не может найти зажигалки. Начинает шарить по карманам курток, висящих рядом, часть из них падает. Звон раскатившихся из карманов монет, в одном кармане с ключами. Наконец находит заветную зажигалку, рвет газету, комкает и отправляет в топку. Чиркает кремень и поджигает. Дает немного разгореться и снова раздается скрип, закрывшийся дверцы. Ему надо успеть спрятать нож пока не вернулся монстр. Выдвигается ящик кухонного стола, за звоном ложек я слышу, как он прячет нож на самое дно, затем закрывает ящик. Пес сменил тембр, но все еще продолжает выть, как будто началась новая песня. Снова отварилась входная дверь, монстр зашел в дом. Дед поспешил включить не так давно кипевший чайник, тот сразу заголосил. Диктор: «Убит», «Россия», «Заговор». Только бы одну минуты тишины, я бы уснул.

Мать, хоть и знает монстра лучше всех, очень сильно его боится. Старается не попадаться на глаза. Она лежит со мной в комнате, мне кажется, я чувствую ее страх. Одеяло неестественно ровно покрывает кресло. Я думаю, это ее маскировка. Чайник кипел очень громко, но закончив, оставил глухую тишину, которую сразу нарушил вой пса. Чудовище отведало предложенный ему чай, отворило скрипящую дверцу печи и засыпало угля. Он еще минут десять потреблял вполне по-человечески оставленные на печи сигареты. Это единственное существо в доме, кто мог себе это позволить. Мне бы хватило тридцати секунд, полной тишины. Диктор продолжал: «Россия», «Заговор», «Европа».

Монстр уже проник в комнату, делает три шага. Я слышал топот его ботинок, но не мог заставить себя взглянуть на него. Я держал в правой руке рукоять ножа, а левой за запястье. Прекрасно знал, что сейчас будет. Включиться еще один телевизор. Раздался писк сенсорной кнопки. Тут же я снова слышу «Терроризм», «Возмездие». Этот чудовищный ящик включен постоянно. Трансляция телевизора на кухне отстает на одну секунду от трансляции в комнате, каждое слово, сказанное диктором в комнате, через секунду эхом отдается на кухне. Диктор говорит: «Священная». На кухне повторяет он же: «Священная». Пес продолжает выть, печь никто не трогает, чайник не кипит. Чудовище ложится на кровать. Только два диктора, как будто передразнивая друг друга, твердят одно и то же: «Америка» – «Америка», «Терроризм» – «Терроризм». Мне бы хватило двадцати секунд, в полной тишине. Я бы уснул.

Монстр спал. Мать все еще боялась пошевелиться и держала натянутыми края одеяла, закрывая при этом лицо. Я знал, любой лишний звук мог нарушить его сон. Пес угомонился.