Храмовый тигр

Пылающий шар скрылся за линией горизонта, красноватый отсвет исчез, сумерки уступили место темноте. И в джунглях все смолкло. Луна еще не всходила, но свет звезд (нигде в мире нет таких ярких звезд, как в Гималаях) позволял ясно различать белую корову. Если тигр придет и начнет есть ее с задней ноги (она лежала ко мне головой), он не будет виден. Можно, конечно, выстрелить, прицелившись выше коровы. В таком случае мои шансы попасть в тигра равнялись бы пятидесяти из ста возможных. Но ведь я имел дело не с людоедом, в которого нужно стрелять при любых условиях, а с храмовым тигром. Он никогда не трогал людей и не совершил никакого преступления против закона джунглей, хотя убил четырех коров за четыре дня. Уложи я его наповал, я оказал бы услугу тем, кто страдал от его грабежей. Но, стреляя почти наугад в темноте, можно было лишь ранить его. Тогда он долго будет мучиться и, если не оправится от раны, станет людоедом, что совершенно недопустимо.

На востоке посветлело, от стволов деревьев легли на землю неясные тени. Вскоре поднялась луна, осветив открытые участки. В это время появился тигр. Я не видел его, но знал, что он пришел, так как всем своим существом почувствовал его присутствие. Быть может, он наблюдал за мною, притаившись неподалеку от своей жертвы, чуть приподняв голову над краем холма? Нет, этого быть не могло. С того времени, как я устроился на дереве, я стал как бы его частью, а тигры не расхаживают по джунглям, пристально разглядывая без особой нужды каждое дерево. И тем не менее тигр был здесь и смотрел на меня.

Стало довольно светло. Я мог хорошо видеть и начал внимательно осматривать местность перед собой. Затем повернул голову направо, чтобы посмотреть назад, и увидел тигра. Он сидел на задних лапах на залитой лунным светом поляне. Перед ним была его добыча, но он, подняв голову, смотрел на меня. Увидев, что я заметил его, он прижал уши, но я не шелохнулся, и уши вернулись в прежнее положение. Казалось, он говорил: «Ну вот ты меня и увидел, что ты собираешься делать дальше?» А я почти ничего не мог сделать. Чтобы выстрелить, мне пришлось бы повернуться, это вспугнуло бы тигра, который наблюдал за мной с расстояния футов пятнадцать. Оставалась, правда, возможность стрелять с левого плеча, что я и решил попытаться сделать. Винтовка лежала у меня на коленях стволом влево. Когда я поднял ее и стал поворачивать вправо, тигр нагнул голову и снова прижал уши. В таком положении он оставался до тех пор, пока я был неподвижен, но стоило мне поднять винтовку чуть выше, как он вскочил и исчез в тени.

Ничего не поделаешь, тигр и во втором раунде одержал решительную победу. До тех пор пока я сижу на дереве, он не вернется, но, если уйду, он, возможно, придет за своей добычей и унесет ее. А так как он не съест всю корову за один раз, у меня будет возможность на следующий день подстеречь его.

Следовало подумать о том, где переночевать. За день я прошел двадцать миль, и перспектива проделать еще восемь до рест-хауза, к тому же лесом, не привлекала меня. В любом другом месте я отошел бы на двести — триста ярдов от убитого животного и спокойно уснул на земле, но здесь обитал леопард-людоед, а он охотится по ночам. Еще вечером, сидя на дереве, я слышал отдаленное треньканье колокольчиков, доносившееся откуда-то из деревни или загона для скота, и тогда же точно определил направление звука. Теперь я отправился в ту сторону. В Гималаях скот не содержат в стойлах, а устраивают для него в джунглях вблизи пастбищ общественные загоны. Такие загоны имеются на территории всего Кумаона. Звук, который я слышал ранее, привел меня к одному из загонов. Он представлял собой навес, обнесенный прочным частоколом, где размещалось около ста голов скота. Загон находился в глубине джунглей и не охранялся, что свидетельствовало о честности горцев и о том, что в районе Дабидхура тигры прежде не трогали домашний скот.

Ночью в джунглях все животные крайне настороженны, и если я намеревался провести ночь под защитой обитателей этого загона, мне следовало рассеять их вполне естественную подозрительность. Жители деревни Каладхунги, где я живу, держат около девятисот коров и буйволов; мне с детства приходилось иметь дело со скотом, поэтому я знаю, как с ним надо обращаться. Продвигаясь очень медленно и разговаривая с животными, я приблизился к навесу, сел, прислонившись спиной к изгороди, и закурил. Поблизости стояло несколько коров; одна из них подошла к частоколу и, просунув голову между жердями, стала влажным языком лизать мой затылок — жест дружеский, но не очень приятный, так как на высоте восемь тысяч футов ночи холодные. Выкурив сигарету, я разрядил винтовку, прикрыл ее соломой и перелез через изгородь.