Храмовый тигр

Стычки между зверями разных пород, когда цель борьбы — не жизнь побежденного, а сама борьба, явление очень редкое. Это лишь второй из известных мне случаев. Я не видел схватки, но слышал все. Звуки битвы, происходившей во впадине, были ужасающими, и я благодарил судьбу за то, что шла честная борьба между двумя одинаково способными постоять за себя противниками, а не между тремя, одним из которых мог быть я. Время останавливается, когда бешено колотится сердце и кровь кипит от волнения. Схватка продолжалась минуты три, возможно — дольше. В конце концов тигр решил, что следует прекратить борьбу, и галопом понесся по открытому месту, преследуемый по пятам все еще ревущим медведем. Как раз в тот момент, когда я целился тигру в левую лопатку, он круто повернул налево, перемахнул двадцатифутовый овраг и приземлился у моих ног. Во время прыжка, пока тигр был еще в воздухе, я опустил ствол винтовки и выстрелил, как мне казалось, прямо ему в спину. На мой выстрел тигр, ломая рингал в чаще позади меня, ответил сердитым рычанием, которое я слышал еще несколько мгновений. Потом наступила тишина. Пуля попала в сердце и сразила его, решил я.

Нарезной штуцер 500-го калибра, стреляющий тяжелой пулей, всегда производит много шума, но здесь, в овраге, выстрел прозвучал как канонада. Однако этот грохот не произвел никакого впечатления на потерявшего голову медведя. Следуя за тигром, он не пытался перепрыгнуть овраг, а как ураган пронесся по его дну и выскочил прямо на меня. Я не имел желания убивать животное, у которого хватило мужества прогнать тигра от добычи, но позволить этому воплощению бушующей ярости приблизиться было бы безумием. Поэтому, когда медведь оказался от меня в нескольких футах, я послал в его широкий лоб пулю из левого ствола. Он начал медленно сползать на брюхе вниз, пока его задние лапы не уперлись в противоположный край оврага.

Еще минуту назад джунгли оглашались звуками ожесточенной борьбы и грохотом выстрелов, теперь же наступила тишина. Когда мое сердце обрело нормальный ритм, я вспомнил об успокаивающем воздействии сигареты. Положив штуцер на колени, я засунул обе руки в карманы, чтобы достать портсигар и спички, и в этот момент заметил какое-то движение справа от себя. Повернув голову, я увидел, что тигр не спеша пересекает открытый участок, по которому две минуты назад промчался галопом. Его взгляд был устремлен на мертвого врага.

Знаю, что, прочитав обо всем происшедшем, охотники обвинят меня в неумении стрелять и исключительной беспечности. Мне нечего сказать в свое оправдание по поводу неудачной стрельбы, но не признаю себя виновным в беспечности. Когда я выстрелил, как полагал, тигру в спину, то был убежден, что нанес ему смертельную рану, а сердитый рев, бешеный бросок в чащу и последовавшая за этим внезапная тишина служили достаточным доказательством гибели зверя. Мой второй выстрел уложил наповал медведя, поэтому не было необходимости, пока я сидел на дереве, перезаряжать штуцер, прежде чем положить его на колени.

Удивление, вызванное появлением тигра живым и невредимым, заставило меня потерять секунду или две, но потом я действовал быстро. Правда, штуцер имел закрытый курок, что замедляло перезарядку. Кроме того, запасные патроны находились в кармане брюк, откуда их легко извлечь, когда стоишь, но не так-то просто это сделать, сидя на тонкой ветви. Понимал ли тигр, что медведь мертв, или не спускал с него взгляда только потому, что хотел избежать нападения с фланга, не знаю. Во всяком случае, он продолжал бежать по крутому склону все тем же спокойным галопом. Когда он пробегал мимо большой плоской скалы в сорока ярдах от меня, я, успев зарядить к этому времени только один ствол, поднял штуцер и выстрелил. Тигр встал на задние лапы, покачнулся и тяжело свалился на бок, затем вскочил и, подняв высоко хвост, исчез за выступом холма. Пуля в никелевой оболочке с мягкой головкой и стальным сердечником ударилась о скалу в нескольких дюймах от головы тигра, что заставило его потерять равновесие, но не причинило зверю никакого вреда.

Выкурив не спеша сигарету, я слез с клена и пошел посмотреть на медведя; он оказался даже крупнее, чем я предполагал. Битва, им самим навязанная, была нешуточной: из множества глубоких ран на шее сквозь густой мех сочилась кровь, а на голове в нескольких местах кожа была разодрана до кости. Эти раны сами по себе ничего бы не значили для такого сильного зверя, как медведь, но удар по носу привел его в страшное негодование. Любой самец пришел бы в неистовство от такого удара. А медведя не просто ударили по этому нежному месту, но еще и оскорбили: тигр разорвал его нос пополам — основание вполне достаточное, чтобы, не обращая внимания на звук выстрела тяжелого штуцера, пылая ненавистью, преследовать врага.