Хранитель

— Да что с вами?! Вас совсем не волнует что грядет Час Расплаты?! — возмутилась Уна.

— У меня грядет час зарплаты, все остальное не принципиальные мелочи. — Лаер рылся в сумке в поисках чего-нибудь съестного.

— Лаер, ты хоть мгновение можешь быть серьезным?! Одумайся!

— И помолиться? — насмешливо посмотрел на Уну Хранитель.

— О Алдор! — Уна гневно всплеснула руками.

— Он оставил тебя, презренная! — хрустя сухариком, драматично объявил Лаер.

— Да ты просто…

— Успокойся, — очень тихо, но веско посоветовал Смотритель, когда Ирте тронулся вслед за уже уходящим по заснеженному тракту Лаером. — Господин не терпит Храм, его служащих и всю атрибутику, включая легенды. А Ирте просто предпочитает обходить вопрос веры стороной.

— Почему? — так же негромко спросила Уна.

— У господина постоянные трения с Высшим Советом Храмов, я так думаю, он просто конкурирует в борьбе за наибольшее влияние на помыслы правителя. А Ирте Рийский… Ну сама подумай, кому с таким прошлым и настоящим как у него, захочется верить в справедливый суд после смерти?

Уна нахмурилась. Она совсем забыла, что путешествует бок о бок с самым грязным преступником. Честно говоря, Ирте таковым ей не казался. Возможно, все дело было в галантном обращении характерном для мийцев, но Уна насмотревшаяся на постоянные метания Ирте из города в предместья и обратно, скрытую жалость к Лаеру, и готовность сделать для него все, готова была признать что Ирте Рийский очень даже человечен. Ну не может тот, который так заботиться о ближнем быть столь ужасным, как трубят с каждого угла.

— Дел, слушай, Ирте говорил что его… ну, оклеветали… Это может быть правдой? — понизив голос до заговорческого шепота спросила Уна.

Смотритель снисходительно посмотрел на наивную девушку, но заметив, как вполоборота к ним едет Хранитель торопливо прошептал:

— Я не знаю об этом почти ничего достоверного. Может и оклеветали.

Уна шмыгнула носом и, кивнув, тронула пятками коня, заставляя его сократить расстояние до Лаера и Ирте.

Лаер собирался обогнуть деревню, до Элиара оставалось всего часов шесть пути, и к вечеру они могли бы добраться. Но тут резко ударил мороз. Кони шли неохотно, Ирте ворчал и действовал на нервы, а щенячий взгляд Уны просто выводил из себя, так же как безостановочно начавший шмыгать носом Смотритель. А после того как согревающие заклятия перестали работать, точнее у Лаера они работали, но как то странно — с перебоями, а заклятия Ирте отказывались оплетать Лаера с протестующее мерцающей вязью на ореоле, Лаер сдался и решил заехать в деревню, понимая, что даже если морозы прекратятся до вечера, им все равно нужно будет ночевать, потому что вваливаться в Элиар ночью и искать управляющих, связующего с Орденом или дозорного мага дело весьма хлопотное.

Въехав в деревеньку, всадники удивились заметно стихающему переполоху. Лаер предполагал, что мысль о скорой кончине мира должна посеять хаос и истерику среди населения. Она и посеяла. И тут же ушла, забрав, по-видимому, ее с собой.

Жители сновали туда-сюда по узким сельским улочкам, делясь предположениями и впечатлениями, а так же досужими сплетнями.

Орущего о покаянии храмовика, при маленьком Охраме, стоящего как и положено посередь села, слушали только бабки, да и то вполуха, в основном следя за ребятней беззаботно играющей в снежки.

— … грехи наши! Не поздно еще искупить вину свою, покуда Фесовы твари еще не приняли своих истинных обликов, а бродят по нашей земле в ипостаси смердящих червей!.. Обратитесь же с молитвой к нашему Отцу, милостивому Алдору! Да испросите прощения… — бесплодно надрывался храмовик, вращая безумными глазами и воздев руки к небу.

— Ох и старается, — одобрительно посмотрел на храмовика Ирте.

Здесь чувствовался дух пограничья, сочетающего в себе черты обоих государств.

Светлые иксилонцы и смугловатые везильвийцы смешали кровь, быт и даже язык, переделав последний до диковинного наречия.

Срубы и дома, деревянные, с высокими порогами — дань Иксилоне, и окнами обращенными к восточной стороне — наследие Везильвии, стояли вразнобой, то кучкуясь возле дороги, то отходя от нее на несколько десятков шагов.

Деревенька стояла на холме, улица шла зигзагом, иногда круто забираясь влево или вправо и теряясь за очередным домом. Воздух напоил шум спешной работы, крик домашней скотины, звон металла из расположенной прямо перед въездом кузницы, скрип снега сгребаемого лопатами, переругивания и смех жителей.

Иногда молодухи, в цветастых шалях и полушубках, сбиваясь в стайки, шепотом перечисляли, за какие же прегрешения обрушилась кара небесная. Их шугали деды, и бабы постарше — и без разговоров дел хватало до начала Конца: снег дочистить, скотину напоить, хлев вычистить, белье снять… Но равнодушных к всадникам вошедшим в село, не осталось.

Ребятня восхищенно оглядывала путников, даже прекратив снежную забаву. Девушки пронзительно хихикая и шепотом делясь впечатлениями, сгрудились в сторонке.

— Эй, бандиты! — подозвал мальчишек Лаер. — Где у вас старейшина живет?