— Слишком много вопросов, журналист. Скоро всё узнаешь. Вот, кстати, мы и пришли.
Они подошли к дому. Разглядеть в темноте мало что удавалось.
— Проходи, — произнёс Фрол, открывая дверь.
Журналист не спеша вошёл внутрь. Дворник зашёл следом, закрыв дверь. Они прошли через небольшую прихожую и вошли в комнату. Она была слабо освещена стоящей на столе лампой. Возле стола стояло кресло, повернутое спинкой к вошедшим. В нём сидел человек.
— Я его вытащил, — сказал Фрол в сторону сидящего.
Фигура в кресле повернулась, и Ручкин замер от удивления.
— Не может быть! Анна Серафимовна?
— Во-первых, доброй ночи, Пётр Алексеевич. А во-вторых, что вас так удивляет?
— Так, значит, это вы писали мне записки?
— Слава богу, сложил два плюс два.
— Может, объясните мне, что тут у вас происходит?
— А что у нас происходит? — спросила Анна Серафимовна, наклоняясь к собеседнику? — У нас тут земля красная, вот что происходит. Фролушка, сходи на кухню, поставь чайник.
Здоровяк удалился на кухню, а старушка, усевшись поудобнее, начала пристально смотреть в глаза Ручкину. Ручкин в ответ так же пристально принялся разглядывать Анну Серафимовну. На вид ей было лет восемьдесят, была она небольшого роста, сухенькая, одетая в старенькую юбку и кофту. На плечах, конечно же, была шаль. Лицо её было покрыто множественными морщинами, волосы седые. Но вот глаза — глаза горели огнём. Они смотрели на журналиста и, казалось, сканировали все его мысли.
— Вы присаживайтесь, Пётр Алексеевич, рассказывать тут, конечно, долго, но я буду кратка. Время — деньги. Я думаю, что вы уже сами догадались, что наш Захар Аркадьевич, Самуил Степанович и Пинкертон заодно. Они все хранят тайну красной земли. Но самый главный тут — учитель, именно он каким-то образом всё это сотворил. Остальным просто выгодно поддерживать его секрет.
— А спектакль с убийством зачем? — спросил журналист.
— Вариантов тут несколько: можно продержать вас оставшиеся дни за решёткой, чтобы вы особо не копали, можно сдать вас обратно, на большую землю. Ну а можно судить по своим законам. Вариантов много. Главное, что пока бы вы сидели, вы бы никому не мешали.
— Я так понимаю, своему освобождению я обязан вам?
— Что вы, это целиком работа Фролушки. Моя лишь идея.
— Я всё же не совсем понимаю, особенно про Фрола.
— О, бедное дитя, — запричитала старушка. — Представляете, ему всего двадцать лет. Ну вот такой вот он вымахал детина. Мать его умерла пять лет назад, и с тех пор я его приютила. Мы решили с ним играть в такую игру: для всех он не очень умный юноша, а на самом деле он очень способный человек. Я его многому научила.
— И зачем вы играете этот спектакль?
— Со временем сами поймёте.
— Зачем тогда он напал на меня ночью у башни?
— Это был не он.
— А кто?
— Мы пока не знаем.
— А на свадьбе зачем?
— Так и было задумано, — сказал Фрол, ставя чайник на стол.
— То есть ты хотел специально ударить Семёнова? — удивился журналист.
— Да.
— Но зачем?
— Он мой отец.
Повисла пауза. Ручкин замер с открытым ртом.
— Видите ли, — взяла слово Анна Серафимовна, — Фролушка — внебрачный сын Захара Аркадьевича. Об этом, конечно же, никто не знает. Видятся они редко, Семёнов не очень любит сына, и Фролушке есть за что не любить его.
— А как же вся эта история с убийством? Фролу же должны были всё объяснить?
— А мне и объяснили, — сказал Фрол, ставя на стол чашки и разливая чай. Отец попросил разыграть небольшой спектакль, якобы с вашим убийством, я и согласился. Он считает меня дурачком.
— Теперь я понимаю, почему тебя выпускали всё время из тюрьмы, — произнёс Пётр Алексеевич. — Просто папа просил.
— Таким образом он изображает заботу, — сказал Фрол, отпивая из чашки. — Только вот у его дочери есть всё, а у меня ничего. Но это не ревность, нет, просто несправедливо как-то.
— Тогда ещё один вопрос: зачем в полиции ты признался, что ударил меня ночью возле башни, если это был не ты?
— Я думала, что так будет лучше, — произнесла Анна Серафимовна, отпивая чай из кружки. — Хотели найти того, кто это сделал на самом деле. Но немножко не срослось.
— У меня голова кругом. Кто вы, Анна Серафимовна? — спросил Ручкин.
— Я бабушка-пенсионерка. Ну и ещё бывший подполковник КГБ. Я думаю, с вашей помощью, Пётр Алексеевич, мы разберёмся в этой паутине. А сейчас вам надо поспать, впереди много дел.
Проснулся Ручкин ближе к вечеру. Он долго не мог уснуть, переваривая информацию.
— Спать, однако, вы здоровы, Пётр Алексеевич, — произнесла Анна Серафимовна, когда журналист вошёл на кухню.
Она сидела за столом вместе с Фролом, и они что-то рисовали на бумаге.
— Давайте ужинать, — произнёс здоровяк, отложив чертежи в сторону.
Ручкин сел за стол, Фрол поставил на стол три тарелки, положил к ним ложки и принялся разливать половником ароматно дымящийся суп.
— Какие наши дальнейшие планы? — спросил журналист, пробуя ложкой суп на вкус.
— Завтра мы с вами будем лепить пельмени, — ответила старушка. — Появляться вам на людях, сами понимаете, нельзя. А вот Фролушка сходит завтра к Захару Аркадьевичу и аккуратно разведает обстановку.
День двенадцатый
Паника