Письмо гласило: «Неплохо, Господа! Но не спешите праздновать победу. В пылу страстей вы забыли про удивительную девушку — Зинаиду. Успокойся, Фролушка, ты наверняка сейчас сжал кулаки. С ней всё в порядке, пока в порядке. Не ищите со мной встречи, я сам вас найду». Внизу стояла подпись: «Ваш нечеловек».
День шестнадцатый
Реформы
Весь предыдущий день Фрол сбился с ног, ища Зинку и Самуила Степановича. Он прочесал каждый уголок Красного Богатыря, заглянул в магазин, домой к учителю и с особым упоением в школу, где разнёс вдребезги кабинет Энштена. Наконец, выбившись из сил, он напился до беспамятства, в коем и пребывал до сих пор. Ручкин и Анна Серафимовна, как всегда на кухне, держали совет.
— Спит наш деятель? — спросил недовольно журналист, хрустя печеньем.
— Спит. Пускай спит. Любит он её, до умопомрачения. Так уж случилось. Это со временем пройдёт, ну а пока его нужно понять.
— Умная вы женщина, Анна Серафимовна. А сами-то любили?
— Да. Конечно. Как и все. Только недолго. Быстро прошло, а может, повзрослела. Так что вечная любовь существует для меня только в песнях.
Они оба замолчали. Журналист продолжал уничтожать печенья, запивая их чаем.
Старушка посмотрела в окно и вдруг спросила:
— А что лично предпочтёте вы: опьянение любовью или трезвый разум?
— Второе.
— Я почему-то так и думала. Просто вы привыкли работать головой, всё остальное вам будет только мешать. Для холодного расчёта нужна предельная концентрация.
— Возможно, но иногда я таким, как Фрол, завидую.
Они помолчали ещё немного.
— Что делать-то будем, Пётр Алексеевич?
— Ждать. Учитель обязательно объявится.
— Ну что ж, подождём.
— Знаете, я раньше терпеть не мог чего-то ждать: дня рождения, Нового года, каких-то покупок, встреч. Просто не находил себе места. Даже спал плохо. А со временем научился. И теперь даже получаю некое удовольствие от этого.
— В ожидании тоже есть определённый смысл, конечно, если оно приятное. В любом случае всякому ожиданию приходит конец. И конечный результат, вне зависимости от того, хороший он или плохой, несёт в себе какую-то информацию. А вы жить не можете без информации, без решения каких-нибудь задач. Вам нужно постоянно насиловать свой мозг, Пётр Алексеевич.
— Выходит, я мазохист?
— Просто, когда ваш мозг работает, вы чувствуете, что живёте.
— Вот теперь я вас боюсь, Анна Серафимовна.
— Не стоит. Я просто очень долго живу на этом свете.
Ручкин закурил. Он крепко затянулся и выпустил дым в потолок.
— Слышали, Копытин всех возле администрации собирает? — спросила чекистка.
— Когда?
— Сегодня в четырнадцать ноль-ноль.
— Может, сходим, посмотрим? Чего дома сидеть?
— Отчего же нет? Сходим. Чую, грядут реформы.
Перед зданием администрации была толпа народу. Как же, все хотели послушать речь новой власти, да и веселье продолжалось. Большинство присутствующих были пьяны, так как запасы Семёнова оказались гораздо больше, чем предполагалось. Тут и там раздавался смех, звон бутылок, девичьи визги. На рабочие места сегодня никто не вышел. Новый глава подписал приказ о праздновании Дня революции в течение семи дней. Толпа немножко притихла, гул умолк, все повернулись в сторону дверей. Из них вышел он — новый мэр. От прежнего покладистого помощника не осталось и следа. Он вышел, гордо задрав голову и выпрямив плечи. На нём был надет чёрный пиджак, такие же брюки и ослепительно сияющие иссиня-чёрные лакированные ботинки. Под пиджаком проглядывалась белая рубашка с бабочкой. На голове был цилиндр, а в руках он держал трость.
— Интересно, не холодно ему так? — спросил Пётр Алексеевич у Анны Серафимовны, ёжась от холода. — И, кстати, бабочки уже не в моде.
Погода и впрямь сегодня не располагала, несмотря на небольшую отрицательную величину температуры, на улице было сыро. Воздух был влажный и густой, казалось, его можно было потрогать на ощупь руками.
— Приветствую вас, земляки! — начал речь Копытин, стоя на ступеньках здания.
Его голос даже стал другим, каким-то более громким, звонким, чётким и уверенным в себе. Если внимательно прислушаться, то можно было услышать нотки аристократизма.
Мы с вами сделали огромное дело, — продолжил декламацию новоиспечённый мэр. — Свергли иго, которое сосало из нас кровь многие годы. Мы убили этого спрута. Мы все вместе, жители Красного Богатыря!
— Урра! — дружно закричал и зааплодировал народ.
— А новый вождь не искал с вами встречи? — спросил Ручкин у Анны Серафимовны, слушая пламенную речь нового мэра. — Ведь именно вы открыли ему дорогу во власть.
— Нет, — ответила старушка. — Такие, как Копытин, как только заберутся наверх, сразу забывают обо всех, кто им помогал.
У нас полстраны таких, — с горечью заметил журналист.
А пьяная и пока что счастливая толпа с упоением слушала нового главу и периодически хлопала и поддакивала ему в унисон.
— Впереди нас ждут большие перемены, огромные свершения и новые возможности! — всё больше распаляясь, говорил Копытин. — Я, Иван Серафимович Копытин, вам это обещаю.
— Ураа, молодец, Копытин! — кричали голоса из толпы.