Хранитель

Самуил Степанович улыбнулся и, повернувшись спиной, медленно пошёл в сторону одной из кельи.

— Этот монастырь основан в четвёртом веке, — начал говорить Энштен, медленно двигаясь. Ручкин невольно пошёл за ним. Сначала он назывался Айриванк. Но был разрушен. В восьмом веке на его месте построили Гегард. Долгое время здесь хранилось копьё Лонгина, привезённое в Армению апостолом Фаддеем. Этим копьём сотник Лонгин пронзил тело Иисуса, распятого на кресте.

— А теперь слушай историю, — остановившись возле кельи и повернувшись к Ручкину, произнёс Самуил Степанович. — В конце девятого века возле этой кельи умирал маленький пятилетний мальчик. Умирал от инфекции. Как смешно сейчас это звучит, а тогда без антибиотиков это было в большинстве случаев фатально. Три дня и три ночи мальчик мучился, стонал от боли в костях, был в бреду от горячки, кашлял, задыхался. И всё это время вместе с ним находился монах. Он, как мог, пытался облегчить его страдания и неустанно молился. В свою последнюю ночь мальчик дико кричал от боли, мучился и катался по полу этой кельи. Монаху было очень жалко его, и он решил совершить величайший грех, дабы облегчить страдания ребёнка. Он решил убить его, чтобы избавить от мук. И так уж получилось, что единственным оружием, которое было в Гегарде, было это копьё Лонгина. Он вонзил его мальчику в грудь, в самое сердце.

Учитель замолчал.

Пётр Алексеевич стоял, слушал и смотрел, не веря своим глазам. Потом решился задать вопрос:

— Этим мальчиком были вы?

— Да. Я почувствовал сильную боль и облегчение. Потом увидел своё тело, лежащее в келье, и плачущего монаха со стороны.

Повисла пауза. После которой Энштен продолжил:

— Сначала я был бесплотным духом. Я летал по миру, на моих глазах люди рождались и умирали. На моих глазах происходили войны и величайшие открытия. Я смотрел, наблюдал и впитывал информацию, получал знания. Это интересное ощущение, когда тебе не хочется есть и пить, не хочется спать, ты не хочешь ничего, перед тобой вечность. Я побывал во всех странах мира, выучил почти все языки, я накопил огромные знания. Это легко, когда у тебя нет потребностей и впереди вечность.

— Значит, Самуил Степанович — это вымышленное имя? — спросил Пётр Алексеевич.

— Одно из. А потом я обрёл плоть. Это была середина девятнадцатого века. Необычное ощущение. Я обрёл тело и бессмертие. Первым же делом я хорошо поел и выпил. Я получал удовольствие от тех вещей, на которые обычные люди даже внимания не обращают. Я бегал, дрался, плавал, ходил в туалет, пробовал женщин. Это сложно описать. А после этого я осознал, что обладаю силой, огромной силой. Мне сложно всё описать, так как мы находимся на разных уровнях развития. Представь, что ты разговариваешь с муравьём. Ты знаешь о нём всё, а он о тебе ничего, и ты распоряжаешься его жизнью. И не можешь ему ничего объяснить.

— Так кто вы? Бог, призрак, дьявол? — спросил Ручкин.

— Не знаю. Я так и не смог за всё время найти ответ на этот вопрос. Считается, что у кого в руках копьё Лонгина, тот будет вершить судьбы мира. У меня не было его в руках, я был им убит.

— Красная земля — ваших рук дело? — спросил журналист. Кажется, он начинал кое-что понимать.

— Да.

— Зачем?

— Эксперимент. Имея огромную силу, хочется делать что-то великое.

— В чём же смысл этого эксперимента?

— Посмотреть, как будет жить общество без цивилизации. Я всё время пытаюсь найти модель, при которой всем будет хорошо. У меня благие намерения. Правда, пока всё безрезультатно.

— Революции в Красном Богатыре тоже вы?

— Нет, ты. Но идея моя. Чтобы подтолкнуть человека к чему-то, не больно-то много надо сил. Достаточно лишь чуть-чуть вмешиваться.

— Та-ак, — произнёс Ручкин раздражённо. — А, к примеру, революция 1917 года?

— Моя идея.

— Вторая мировая, катастрофа в Чернобыле, — начал было перечислять Пётр Алексеевич.

— Стоп-стоп, остановись, — произнёс Самуил Степанович. — Мои все идеи. Список длинный.

— Но зачем? — спросил журналист, сам не замечая того, что перешёл на крик.

— Тебе не понять, ты же муравей, помнишь?

— Так попробуйте объяснить.

— Я хочу сделать жизнь людей лучше, тебе не понять всех планов и моментов. Ты же не можешь объяснить собаке, зачем надеваешь на неё поводок. Для её же блага, но она этого никогда не поймёт. Так и тут. Не всё, конечно, получается.

— А по-моему, вам просто скучно. Вы со своим бессмертием и могуществом сошли с ума. Вы распоряжаетесь жизнями и судьбами людей, словно играя в компьютерную игру.

Незаметно поднялся ветер, стало значительно холоднее.

— Ты ошибаешься, человек. Тебе не понять всех мотивов. Антибиотики, полёт в космос, интернет — это лишь коротких список моих удачных проектов. Да, я не скрываю, были и неудачные.

Ветер поднялся такой, что приходилось уже кричать и Энштену.

— Благими намерениями вымощена дорога в ад, — закричал журналист. — Вы не заслуживаете того, чтобы жить на этой земле и в этом мире.

— Возможно, но не тебе меня судить.

— Ещё один вопрос: мой визит на красную землю — ваших рук дело?

— Нет. Случайность. Во всяком случае, точно не моих.