Хранитель

— Почему вы в саване? Это же одеяние для покойников?

— Я чувствую, что сегодня умру, умру окончательно. Неужели ты? Интересно, как ты меня убьёшь? Но я хочу жить, поэтому я постараюсь убить тебя.

Ветер был такой силы, что чуть не сбивал с ног двоих мужчин. В ушах Ручкина стоял сильный свист, приносящий боль. Саван! — вдруг вспомнилось журналисту. «И в белый саван я войду».

Самуил Степанович протянул руки к горлу Ручкина и сжал с такой силой, что у журналиста потемнело в глазах от боли и резкой нехватки кислорода. Пётр Алексеевич покидающими его силами достал кинжал и вонзил его в грудь Энштена. Ветер стих, хватка ослабла, наступила могильная тишина. По белой ткани потекла кровь. Энштен покачнулся и упал на пол кельи. Силы его покидали. Улыбнувшись, он проговорил: «Где возродился, там и умираю. Вот же ирония. Кинжал с частью копья Лонгина. Ирония судьбы». Договорил и исчез. Пётр Алексеевич стоял один, в Гегарде, потрясённый. После чего потерял сознание.

День восемнадцатый Анна Серафимовна

Я умер, закопан в могиле, лежу в деревянном гробу,
И кровь в моих венах остыла, и двигаться я не могу.
Мне душно, мне больно, мне страшно лежать средь других мертвецов.
Они-то давно уж привыкли, а я-то совсем не готов.

Я помню, меня хоронили, так чинно все плакали вслед,

Назавтра же все позабыли, а жил я на свете иль нет?
И крест над могилой погнулся, и ворон над нею кружит,
Как будто мне хочет сказать он, а может быть, я ещё жив.

Пётр Алексеевич открыл глаза. Непонятно почему стихи юности, которые он в большом количестве писал в детстве и которые все почему-то отдавали чернухой, сейчас вдруг всплыли в памяти. Он лежал на кровати, на мокрой от пота подушке. Над ним нависло взволнованное лицо Фрола.

— Я уж думал, вы не очнётесь, — произнёс он.

— Что случилось? — сглотнув слюну, спросил Ручкин.

— Это я у вас сам хотел спросить? Вы же тогда вместе с учителем исчезли, просто растворились на моих глазах! Мы вас нашли только сегодня, лежащим без сознания, на кладбище. Так что произошло и где Самуил Степанович?

— Нет его больше.

— Как нет?

— Вот так, совсем. Мне нужно поговорить с Анной Серафимовной. Позови её.

— Не могу, — проговорил Фрол и отвернулся. Ручкин краем глаза заметил, как по его щеке потекли слёзы.

— Почему?

— Она умерла.

Пётр Алексеевич почувствовал, как в горле образовался ком.

— Как это произошло?

— Сердце. Иван Филиппович сказал именно так. Она же старенькая была.

— Когда это произошло?

— Сегодня утром, за несколько часов до того, как вас нашли.

Дворник вытер рукавом набежавшие слёзы и произнёс: она вам записку оставила, как будто что-то чуяла. Нате, возьмите, я не читал.

Он протянул листок, сложенный вдвое. Ручкин взял его в руки, приподнялся на кровати и принялся читать:

«Уважаемый Пётр Алексеевич, мы с вами сделали большое дело. Увы, мне придётся вас покинуть, моя миссия здесь завершена. Берегите кинжал, он вам ещё пригодится. Анна Серафимовна».

— А были ли при мне какие-то вещи? — спросил журналист, закончив читать.

— Не было, во всяком случае не видел.

— Ты был один, когда меня нашёл?

— Нет, со мной был отец Михаил. Кладбище же рядом с церковью. А что?

— Да ничего, завтра пойду исповедаюсь.

— А сегодня?

— А сегодня принеси мне водки. Много. Помянем Анну Серафимовну, такой человек ушёл.

День девятнадцатый Прощание

Отец Михаил стоял возле иконы и смотрел на горящую свечу. В церкви была тишина, и лишь лёгкое потрескивание маленького пламени разносилось по сводам. Кипящей слезой стекал воск.

— Я могу долго смотреть на пламя, — произнёс батюшка подошедшему к нему Ручкину. — Есть в этом что-то таинственное и манящее. Я люблю подолгу смотреть на горящую свечу и думать, размышлять. В такие моменты мысли становятся особенно чисты.

— Я попрощаться пришёл, — произнёс Пётр Алексеевич, переминаясь с ноги на ногу.

— Ну что же, прощай. Иди с богом. Только вот это возьми.

Он протянул в руки журналисту свёрток. Развернув его, Ручкин увидел в нём кинжал. Он завернул его обратно и быстро спрятал за пазуху. На всякий случай оглянулся вокруг, хотя точно знал, что в церкви больше никого нет.

— Откуда он у вас?

— Анна Серафимовна накануне заходила, перед смертью. Долго молилась. Сказала, когда вас найдут, чтобы я забрал то, что будет лежать рядом, а затем передал вам. Знаете, когда вы появились здесь, вопросов в моей жизни стало больше, чем ответов.

— А вы хотите знать ответы?

— Нет.

Ручкин молча повернулся и вышел из церкви. Он направился к дому священнослужителя.

Семёнов встретил его молча. Рядом с ним находились испуганные жена и дочь.