Хранитель

— Месть — блюдо, которое подаётся холодным, — произнёс Семёнов, улыбаясь. — А теперь скажите-ка мне, товарищ журналист, где кинжал? Это ваш единственный способ остаться в живых.

— Вы всё равно не сможете к нему прикоснуться, — ответил Пётр Алексеевич.

— А я и не собираюсь. Чтобы им обладать, не обязательно его трогать. Ну так где?

— Потерял.

— Пётр Алексеевич, ни к чему это геройство. Таблеток волшебных у меня больше нет, но есть множество других способов заставить вас говорить. Мне, признаться, не очень нравится вид крови, так что давайте не будем тратить моё время и ваше здоровье.

Ручкин молчал.

— Ну хорошо, — произнёс Семёнов. — Я вижу, вечер перестаёт быть томным. Сегодня я никуда не спешу, и до утра я совершенно свободен.

С этими словами он достал из кармана секатор, пощёлкал им в воздухе и произнёс:

— Начнём с пальцев, Пётр Алексеевич. Неудобно будет, наверное, писать статьи, имея неполный набор на руках.

Журналист дёрнулся.

Захар Аркадьевич постоял, подумал, а потом решил:

— А начну-ка я, пожалуй, с вашего приятеля, а вас оставлю на десерт. Вы точно хорошо подумали, Пётр Алексеевич?

— Мне вам нечего сказать, — не очень уверенно произнёс Ручкин.

— Ну что ж.

Семёнов кивнул в сторону испуганного Монахова. Двое в масках крепко схватили его, держа правую руку вытянутой. Захар Аркадьевич подошёл к историку, взял его мизинец в руку, вставил его между лезвиями, посмотрел на журналиста и сжал рукоятки. Геннадий Викторович истошно закричал, кровь брызнула на одежду Захара Аркадьевича. Ручкин закрыл глаза.

— Эй, ты что делаешь? — закричал Токарев, до этого мирно наблюдавший.

— А что такое? — спросил Семёнов, пощёлкав секатором в воздухе.

— Ты на хрена ему палец отрезал?

— Тебя что-то не устраивает? — злобно спросил бывший мэр.

— Мы договаривались только попугать, ты не говорил, что будет кровь.

— А ты хочешь чистеньким из всего этого выйти и бабки за просто так получить?

— Так и режь журналиста, зачем Гену-то?

— А что, жалко стало друга, которого ты предал?

— Это наши с ним дела, но о том, что ты Гену будешь калечить, мы не договаривались. Режь журналиста.

— Ты мне ещё поуказывай, что делать. Не нравится смотреть, выйди вон.

Кровь с ладони стекала по рукаву Монахова, капая на пол. Историк плакал. Семёнов схватил следующий палец и вставил меду лезвиями.

— Я сказал, остановись! — прокричал Максим.

Захар Аркадьевич повернул голову и увидел дуло пистолета, которое смотрело прямо на него.

— Ты что, сявка? — произнёс мэр, обращаясь к Максиму.

— Отпусти его, — решительно произнёс бизнесмен, крепко сжимая рукоятку пистолета.

Семёнов отпустил руку историка, люди в масках тоже перестали его держать. Монахов рухнул на пол, зажимая рану другой рукой. Бандиты достали оружие и навели его на Токарева.

— Поиграем? — усмехнувшись, спросил Захар Аркадьевич, медленно подходя к бизнесмену. — Опусти пистолет и отдай его мне. Или стреляй.

Максим трясущимися руками сжал крепче пистолет. Ствол ходил вверх, вниз, но по-прежнему был направлен на мэра. Он понимал, что пути назад уже нет, но изменить ничего не мог. И давать заднюю уже было поздно.

— Стой, — предпринял последнюю попытку Токарев.

Семёнов сделал ещё один шаг. В замкнутом пространстве оглушительно прогремел выстрел, и журналист увидел, как на лбу Захара Аркадьевича образовалась дыра и он рухнул, как подкошенный. Спустя доли секунды раздались одновременно ещё два выстрела. На груди Максима образовались два кровавых пятна, и он упал вслед за мэром. Повисла тишина. Воздух в помещении наполнился запахом сгоревшего пороха.

— Что делать будем? — спросил один бандит у другого.

— Валить их надо и уходить отсюда, — ответил другой, кивнув на Ручкина с Монаховым.

— Подождите, — прервал их журналист. — Не надо нас убивать, вы же слышали про кинжал, я скажу вам, где он.

— Ну и где? — спросил человек в маске, с хриплым низким голосом.

— Тот, кто будет обладать кинжалом, получит силу. Он не материальная ценность, это нечто другое.

— Это ты к чему? — спросил тот же бандит.

— А к тому, что кинжалом может обладать только один человек. А его смогу передать только одному из вас. У него может быть только один хранитель, вы же сами слышали, что говорил Семёнов.

— Ты говори где, а мы уж разберёмся, как поделить, — произнёс другой бандит.

— Без проблем, но только тот, кому я передам его первым, получит силу и второй уже никогда не сможет отнять его.

Расчёт Петра Алексеевича был прост и откровенно очевиден. Но он рассчитывал на не очень большой умственный потенциал бандитов и на экстренность ситуации.

— Пашка, что ты его слушаешь-то? — крикнул человек в маске, с высоким голосом.

— Ты зачем меня по имени назвал? — ответил другой.

— Не кипятись, заберём кинжал и поделим его по-братски.

— Владеть им может только один, — подливал масла в огонь Ручкин.

— Да что ты его слушаешь, Паша, давай завалим его к чертям.

— Прости, Серёг.