- Не собираете игрушки? - спросил он любезно. - А вот эта, скажите? Это тоже игрушка? - Он снова наклонился над наволочкой и поставил на стол одну за другой несколько вещей: статую будды, позолоченную и раскрашенную - алые губы, голубые глаза, белый лотос в руке, потом золотого китайского дракона и наконец узорчатую резную башню, похожую на винтовую лестницу с карнизами, перилами, узорной верхушкой, - все это было сделано чисто и точно под слоновую кость. Надо сознаться, что такие работы мне приходилось видеть не часто.
"Да, но делать-то с этим что? - тоскливо подумал я. - Ну, будда еще туда-сюда - тут где-то рядом был буддийский монастырь, ну а все это..."
- Так вы полагаете, что все это игрушки? - спросил Родионов. Он сидел на стуле и не отрываясь смотрел на меня.
- Да нет, не игрушки, - ответил я неловко. - Будду мы у вас возьмем и оплатим...
- Ну вот и та лодка тоже не игрушка, - отрезал он и начал собирать и засовывать в наволочку все свои изделия. - Эта лодка мертвых из изобразительного музея Пушкина. Если вы археолог, то должны были ее видеть. Там даже фотографии с нее продают. Я по фотографии резал, а потом ходил сличать. А вы говорите игрушки! Для исторического отдела эти игрушки первое дело.
Вот черт возьми, надо же, надо же так сесть в галошу! И главное: только что он сказал про музей Пушкина, как я вспомнил, что ведь десятки раз видел я эту барку и даже знаю, где она стоит - по правую сторону от входа, возле шкафчика с мумиями: мумия крокодильчика, мумия кошки, голова женщины на подставке, а рядом, в другом шкафу, на нижней полке - вот эта барка. Но доказывать или говорить что-нибудь, конечно, уже было ни к чему.
- Так вот будду мы возьмем, - тупо повторил я.
- Спасибо, не надо, - гордо отрезал он. - Пойду через парк, кину детишкам, пусть играют... Теперь вот какое дело...
Он полез в планшет и вынул оттуда что-то большое, плоское, завернутое в суровую тряпку, развернул тряпку, а под ней оказалась пергаментная бумага. Развернул пергаментную бумагу - в ней оказались три небольших осколка сосуда: горлышко, - донышко и стенка. Все это было здорово обточено водой. Но я сразу же узнал останки родной сестры своей корчаги. "Ведь притащит, идиот, две или три такие цистерны, - в "Горном гиганте" ими все участки засорены, - и не повернешься, и не посадишь никого".
- Откуда это у вас? - спросил я бессильно, вертя в руках обломки.
- Из колхоза "Горный гигант" - ответил он спокойно. - Как раз из тех мест, где голубая птица поет и удав ползает.
"Вот проклятый, - подумал я. - А ехать все равно придется". - Ну что ж, приеду посмотрю, - сказал я, вздыхая. - Вы оставьте здесь это все, я потом как-нибудь...
Но он сидел, смотрел на меня так-то я невольно спросил:
- Еще у вас чего-нибудь?
Он вдруг молча наклонился, полез в планшет, достал оттуда сложенный вчетверо лист ватмана.
- Что это? - спросил я, не протягивая руки.
Тогда он, сверкнув глазом, молча развернул, вернее распахнул, бумагу и положил ее передо мной на стол. Это был план. Зеленым карандашом были нанесены холмы, деревья, кудрявые кусты (так символисты изображали облака), а посередине прямоугольник с крупной надписью: "Копать здесь"
- Ну и что здесь выкопаешь? - спросил я уныло. Он сверкнул на меня глазом и ответил.
- Если копать по-умному, - это он подчеркнул особо, - то большие вещи можно найти.
- А именно, - спросил я, - корчаги? Никак не удавалось мне справиться со своим голосом. Как ни хотел я говорить тихо и спокойно, не получалось. Старик посмотрел на меня и отвернулся.
- Разнообразные, - ответил он, коротко опять посмотрел и опять отвернулся. - Два сосуда выкопаны, в правлении стоят, приезжаете заберите, а здесь целый римский город можно откопать.
- Даже уж римский? - улыбнулся я. - Ну, ну. А мне ведь было по-настоящему совсем не смешно. Я понимал: эта новая идиотская история мне будет стоить изрядно крови. От меня этот кладоискатель пойдет к директору, а у директора пропадают спущенные еще с начала года кредиты на научную работу, за неиспользованием их срезали в, прошлом году, срежут и в этом, а в будущем так и совсем не предусмотрят: раз не можете освоить, так зачем просить? Директор был человек новый, в музее никогда не работал, и этот свирепый старик со своими планами, черепками, римским городом, закопанным где-то тут поблизости, здорово может закрутить ему голову. Он ведь не знает, что такие приходят в музей чуть ли не каждый месяц. Один приносит карту местности, где зарыт клад Александра Македонского, другой отыскал в подвале чемодан со старыми бумагами, а в них оказалась десятая глава "Евгения Онегина", отстуканная на машинке, третий пошел гулять в горы, и там за ним вдруг погнался дикий человек, четвертый же... ну, вот этот четвертый сидит сейчас передо мной и свирепо глядит на меня. Он старый, восторженный дурак, но от него скоро не избавишься. У таких мухоморов не поймешь, чего больше ослиной настойчивости или восторженной петушиной злости.