Хранитель древностей

"Товарищи, - говорю я всем своим тихим существованием, - я археолог, я забрался на колокольню и сижу на ней, перебираю палеолит, бронзу, керамику, определяю черепки, пью изредка водку с дедом и совсем не суюсь к вам вниз. Пятьдесят пять метров от земли - это же не шутка! Что же вы от меня хотите?" А мне отвечают: "История - твое личное дело, дурак ты этакий. Шкура, кровь и плоть твоя, ты сам! И никуда тебе не уйти от этого - ни в башню, ни в разбашню, ни в бронзовый век, ни в железный, ни в шкуру археолога". - "Я хранитель древностей, - говорю я, - древностей - и все! Доходит до вас это слово - древностей?" - "Доходит, - отвечают они. - Мы давно уже поняли, зачем ты сюда забрался! Только бросай эту муру, ни к чему она! Слезай-ка со своей колокольни! Чем вздумали отгородиться - пятьдесят пять метров, подумаешь! Да тебя и десять тысяч не спасут".

Конечно, я сейчас здорово упрощаю весь ход моих мыслей: делаю все ясным и четким. Тогда ничего этого, понятно, не было и не могло быть. Но вот то, что я крошечная лужица в песке на берегу океана, это я чувствовал почти физически. Вот огромная, тяжело дышащая, медленно катящаяся живая безграничность, а вот я - ямка, следок на мокром песке, глоток холодной соленой воды. Но сколько ты его ни вычерпывай, а не вычерпаешь, ведь океан тоже здесь.

Я стоял против Клары и не знал, что сказать, молча смотрел на нее. А она вдруг улыбнулась, дотронулась до моей руки и очень певуче, медленно произнесла:

- А что, если я влюблюсь в вас, хранитель? - хохотнула и убежала.

"Да, - подумал я, - не надо было мне приезжать сюда с раскопок, ведь чувствую, чувствую, что этот день так не кончится, что-то еще обязательно произойдет".

...Так оно и вышло.

Прибежала вдруг старуха- казашка.

- Иди, иди, пожалуйста, вниз, - сказал она, - иди канцеляр.

- Да в чем дело, - спросил я, - что такое?

- Иди, пожалуйста, скорей, - повторила сторожиха.

Я пошел. Дверь канцелярии была заперта, пришлось стучаться. Отперла массовичка. В комнате были люди: Клара, кассир - молодой, крепкий казах в своей постоянной кожаной куртке и крагах, контролерша, крошечная старуха-татарка, еще кто-то из обслуги музея.

Все они столпились вокруг большого епископского кресла. На кресле сидела девочка. Была она худенькая, русенькая, с тощими острыми косичками, в старом, линялом, стираном-перестираном розовом платье. Она сидела и теребила платочек. Все молчали. В комнате царила тяжелая, отвратительная тишина. Я взглянул на Клару.

- В чем дело? - спросил я. Никто не ответил.

- Вот эта девочка, - вдруг громко сказала массовичка, - выдает себя за племянницу товарища Сталина.

Этого я, конечно, никак не ожидал.

- То есть как? - спросил я ошалело и посмотрел на девочку.

Она не шелохнулась, только крепче стиснула узелок.

- Прошла без билета, - объяснила мне массовичка. - И когда контролерша ее остановила, она сказала, что она племянница товарища Сталина и он разрешил ей ходить во все музеи и театры бесплатно.

Только этой идиотской петрушки мне и не хватало", - подумал я и наклонился над племянницей Сталина.

- А у вас есть какой-нибудь документ, девочка? Она не ответила, только платочек в ее руке хрустнул - в нем была какая-то твердая бумажка (судя по размеру, чуть мелочишки - десятка, на неделю, может быть, хватит).

- А когда ее спросили документы, - вдруг прогремела массовичка, - она ответила: "Мы наши документы не всем показываем".

Я даже рассмеялся, настолько это было хорошо. Молодец девчонка! Нашла правильные позывные.

В кабинете наступило молчание. Я стоял и думал, что же мне делать, потом снова наклонился над девочкой.

- Вы сами-то не Алма-Атинка? - спросил я. Она молчала.

- Учитесь где-нибудь? Приехали к кому-нибудь? Ищите работу? - осторожно спрашивал я.

- Да что вы... - начала Зоя Михайловна, но Клара вдруг повернулась и так взглянула на нее, что она не договорила.

- У одних служила, - ответила девочка, - но они мне ничего не давали, не одевали, я ушла.

И только она сказала это, как лицо у нее стало сразу мокрым от слез.

- Ну, ладно, ладно, - сказал я сурово. Подошел к столу, налил ей полный стакан воды и сунул под нос. - Пей!

Она покачала головой.

- Пей, пей! - повторил я и вдруг увидел, как затряслись ее тоненькие, перевязанные красными тряпочками косички, как заходили ее острые лопаточки. - Пей и иди, - сказал я. - Вон сколько людей собрала!

И тут она вдруг заревела во все горло. Кто-то громко вздохнул. Я встал и отворил ей дверь.

- Иди!

- То есть как? - громко заговорила массовичка. - Как?.. Послали уже за милиционером. Товарищи, что же вы молчите? Что же такое делается? Девочка, а ну-ка, ну-ка...

- Да замолчите вы, - сказал я тихо. - Клара Фазулаевна...

Но их обеих уже не было. В окно я видел, как Клара вывела девочку на крыльцо, раскрыла свою сумочку из серебряных колец, сунула девочке что-то в руку. Девочка взяла, взглянула на нее каким-то быстрым, зверушечьим взглядом и вдруг скатилась со ступенек. Я отошел от окна.

- Хорошо, - сказала массовичка. - Вот сейчас придет милиционер, что мы ему будем говорить? Вот что вы ему скажете?