Хранитель древностей

- Ничего, как придет, так и уйдет.

- Так все просто? - спросила она меня иронически.

- А как же, - ответил я. - Простое простого.

- А она?

- Ну что же она? Больной ребенок, и все.

- И все?

- И все, Зоя Михайловна, - ответил я очень твердо. - Все, до грошика! И ничего больше тут нет.

- Послушайте же вы, - с каким-то даже горестным вдохновением взмолилась Зоя Михайловна. - Да она, может, из семьи врага, у нее, может быть, вся семья сидит. Вы слышали? Она служила там где-то в домработницах. Почему? Она не похожа на домработницу. Судя по ее внешности, она... А как она себя там держала?

Пришел милиционер - пожилой, усталый, простой человек в запотевшей гимнастерке. Пришел и ушел, ничего не поняв и ничего не записав. Просто неодобрительно покачал головой и ушел.

- Второй холостой вызов сегодня, - сказал он, - прямо с ума сошли люди, от жары, что ли?

Меня вызвали в Наркомпрос. Передал мне вызов директор, специально позвонил, чтобы я зашел к нему в кабинет, дождался, когда все уйдут, и только тогда сообщил, что меня хочет видеть замнаркома товарищ Мирошников. Предупредил, чтобы я ни в коем разе не опаздывал. Товарищ Мирошников только что пришел из армии и все вопросы понимает по-военному - четко, ясно, точно, расхлябанности не терпит, растяп ненавидит. И еще директор мне посоветовал лишнего не трепать, да и вообще (тут он сделал какой-то вихрастый жест) не быть уж слишком умным. Я улыбнулся.

- А тут и полсмеха нет, - сурово обрезал меня директор. - Индюк мудрил-мудрил, да и в суп попал. Ты знаешь эту историю?

- Знаю, - ответил я.

- Ну вот. А так не бойся, он человек справедливый. Только вот такие штучки (опять тот же жест, но уже около головы) ты брось. Понял? Ну, иди.

Я пошел.

Замнаркома меня принял сейчас же, хотя и был занят: разговаривал по телефону. Был он высок и плечист, с аккуратно подстриженными усами, и ими ли или еще чем он очень напоминал тот большой поясной портрет, что висел над его столом. Во всяком случае, хотел напоминать. А вообще-то это был рыжеватый мужчина, веснушчатый, медлительный, уже, пожалуй, склонный к полноте, но еще никак не полный. Когда я вошел, он скосил на меня глаза и кивнул на диван. Я сел.

- Хорошо, - сказал он в телефон, - я тебе еще звякну. Ты что, у себя будешь? Хорошо! Вот и он как раз.

Он положил трубку и позвонил. Вошла секретарша.

- Ту мою папку, - попросил он. И, когда девушка вышла, сказал: - Вот говорил с вашим директором, вы его давно знаете?

Я сказал, что год. Он уволился из армии примерно через месяц после того, как я поступил в музей. Тут Мирошников слегка нахмурился.

- А почему вы думаете, что он уволился из армии?

"Не трепись", - вспомнил я и сказал:

- Он пришел к нам в военной форме. Замнаркома хмуро посмотрел на меня и объяснил:

- В военизированной... Он же работник Осоавиахима. А военизированная форма присвоена отнюдь не только армии, но, - и дальше, как печатая, - и войскам внутренней охраны, работникам НКВД, лесной охране и кое-каким другим организациям специального порядка. Это вам не мешало бы знать. Так! - Он распахнул папку, вынул оттуда какую-то бумагу и стал ее читать.

Я сидел и ждал.

- Кто такой Родионов? - спросил он, не поднимая головы.

"Вот окаянный старик", - подумал я и сказал:

- Археолог-любитель. Кроме того, вырезает по дереву.

- И такие профессии есть? - замнаркома остро посмотрел на меня. - Быть археологом-любителем и вырезать по дереву.

"Любит точность", - вспомнил я и ответил:

- Сейчас он пенсионер, кажется, работает еще и счетоводом. В общественном порядке.

- Ага, вот это другое дело, - удовлетворенно кивнул головой замнаркома. - Значит, Родионов пенсионер? Ну а какую он получает пенсию? За что? Не знаете?

- Кажется, он партизанил, - ответил я.

- То есть был партизаном, - строго поправил меня замнаркома. Партизанить и быть партизаном - это вещи разные. Вы с ним знакомы? Он приходил в музей?

Я кивнул.

- Зачем?

Я ответил, что он приносил кое-какие находки, ныне мы в этих местах производим поиски.

- Поиски или раскопки? - поправил или спросил меня замнаркома.

Было очень неприятно. Оба они - тот на портрете, этот за столом, одинаково одетые, подтянутые, подстриженные, смотрели на меня: один с издевочкой, другой неподвижно и строго.

- Поиски - это и есть разведочные раскопки, - ответил я, - на поверхности ведь ничего не валяется, копать надо.

Замнаркома побарабанил пальцами по столу.

- Так? - сказал он, о чем-то размышляя, - так! Надо копать. И вы копаете! Отлично! Это что же, Корнилов копает?

Он назвал это имя так просто, как будто Корнилов только что вышел из комнаты.

Я ответил, что да, копает Корнилов.

- Тот самый, - спросил он, - что был уволен из публичной библиотеки?

- По-моему, он не был уволен, - ответил я. - Он попросту не поладил с научным руководством и ушел.

- И вы его сейчас же приняли в музей? Я вздохнул.

- Принимает только директор.

- А он даже не посоветовался с вами? - покачал головой замнаркома.

Меня все это уже начало злить, и я довольно резко ответил, что, конечно, директор со мной советовался и я сказал, что такой работник нам нужен.