Хранитель лабиринта и пленница белой комнаты

Он не хотел этого говорить. Но уступить мне в споре он хотел еще меньше. Я вспыхнул от этой фразы. Зачем Алексей Георгиевич пришел сюда? Чтобы мучить? Мучает и мучает своими вопросами, своими разговорами, своими ненужными мнениями. Моя голова цепляла одну фразу за другой, другую за третью и так далее. Мысли закручивало в какой-то адский поток, который раскачивал даже мое тело. Этот водоворот вгонял в тоску и отчаянье, и чтобы не утонуть в нем, я прокричал:

– Я никогда не забуду правду! Даже если прошлое покроет туманом: Лабиринт, Лестница и Селена не сотрутся из моей памяти. Вам проще убить меня, чем заставить поверить в ложь!

Я говорил с закрытыми глазами и поднятой головой. Слова сами вырывались из меня – каждое из них я заучил, представляя зимними вечерами встречу с Алексеем Георгиевичем. Я не верил, что посмею произнести свою речь вслух. Раньше мои легкие сжимались в страхе перед силой и властью. Впервые я говорил полным голосом с человеком, который мнил себя богом.

– Если ты думаешь, что ты один такой, то тебе нужно выйти во двор, – заявил Алексей Георгиевич. – Там ты увидишь, к чему приводит слепое упорство. Я договорюсь с врачами, чтобы тебе разрешили общаться с другими больными. Это все, что я могу для тебя сделать. А теперь я пойду.

В палате снова раздались шаги «метронома». Дверь хлопнула. Приглушенный топот донесся вновь, пока полностью не растворился в глубинах коридора, оставляя мне неутихающее раздражение. Я искал глазами Селену, но ее нигде не было. Никого, кто бы мог заглушить мою боль, не было в целом мире. Мире, размером пять на три метра…

С этого дня мне больше не ставили уколов, полностью заменив их таблетками. Я ждал Селену, чтобы поделиться с ней радостными новостями, но она так и не пришла. Я боялся, что начальник службы безопасности Лаборатории с ней что-то сделал и я был причиной этого. «Зря я был с ним так резок», – думал я.

В этих мыслях я провел примерно неделю, пока в один из дней в палату не вошел мой лечащий доктор. Это произошло сразу после обеда. Психиатр принес в комнату наполненный пакет, который поставил на подоконник. Я поинтересовался, что в нем, и врач ответил, что там лежат мои вещи, которые поступили вместе со мной в больницу. Там не было только личных документов и телефона. Я воодушевился этой новостью и принялся разбирать свои манатки, но тут доктор сообщил мне вторую новость: начиная сегодняшнего дня, если это позволяет погода, я могу в течение часа гулять во внутреннем дворе больницы. И время для прогулки как раз начинается после обеда.

Эта новость привела меня в замешательство: я был убежден, что меня никогда не выпустят из этой темницы. Психиатр заметил мою растерянность и сказал, чтобы я не мешкал и шел на улицу. Я спросил, нужно ли мне как-то по-особому одеться, но получил ответ, что сегодня тепло и можно гулять в обычной больничной одежде.

Я открыл дверь и оказался перед длинным коридором, который в форме буквы «г» расходился в разные стороны. Это было из-за того, что моя палата находилась в самом углу здания. Пожалуй, коридор не был таким длинным, каким я его видел в тот момент. После моей крошечной комнатки мне все казалось огромным. А поскольку в палате никогда не находились одновременно больше четырех человек, включая меня, то коридор казался еще и наполненным людьми и шумом. По коридорам шагали больные, санитары, медсестра с документами, техничка с ведром. Человек десять, может, двенадцать, – в тот момент казалось, что это безумно много.

За время отчуждения я отвык от такого количества людей, поэтому чувствовал себя некомфортно. Только после того, как за мной щелкнула дверь – это психиатр вышел из помещения, – я нашел в себе смелость пойти вперед. Сжавшись в клубок, я покатился по коридору, лестницам и выскочил через центральный вход во внутренний двор больницы.

Глаза ослепило солнце, поэтому первое, что я почувствовал, – это дурманящий запах травы и неба. Свежий воздух был подобен наркотику, который хотелось заглатывать носом, наслаждаясь его ароматом. Глубокие вдохи вычищали запахи лекарств и чистящих средств. Пространство наполнило множество звуков, которые я привык не замечать раньше: пение птиц, шелест листьев, гул моторов из-за заборов и человеческая речь посторонних людей, говорящих о чем-то между собой. Как это отличалось от монотонного стука шагов, которые сопровождали мою жизнь последние месяцы!

Я открыл глаза, чтобы увидеть яркие краски и почувствовать прикосновение зелени. Я упал на газон, разглаживая траву, словно шерсть уснувшего зверя. Маленькая свобода была в моих руках. Пожалуй, в этот момент я выглядел очень глупо.

Отойдя от первого шока, я поднялся на ноги и осмотрелся. Мое появление вызвало у пациентов определенное оживление. Возможно, это были мои выдумки, но мне казалось, что их взгляды направились на меня. Наверняка это было не так, но я хотел так думать. Мне нужно было человеческое внимание, и я пошел его искать.