29/12/2015
Мой дорогой Нури,
сейчас я в Сербии, в лагере для беженцев возле завода. Это промышленный район в конце железнодорожного тупика. И вот я в конце путей. Надеюсь, это не знак того, что мое путешествие здесь и закончится. Из Болгарии я сел на поезд, ехал день и ночь, в итоге я попал в этот лагерь, обнесенный колючей проволокой. Отсюда я не могу вырваться: лагерь закрыт, – чтобы выйти, нужно встать в очередь. Платформ для поездов здесь нет. Приехав на автобусе, я видел, как люди забирались в вагоны с лестниц. По крайней мере, они уезжали. Одна здешняя девушка лишилась голоса – ей около восемнадцати, и каждый день мать умоляет ее заговорить. Девушка открывает рот, но оттуда не раздается ни звука. Что же за слова спрятались внутри, не желая вырваться наружу? Она полная противоположность того паренька у реки, который кричал и звал отца. Кто знает, через что эта девушка прошла, свидетелем чего стала.
Здесь стоит тишина, однако наполнена она хаосом и безумием. Пытаюсь вспомнить жужжание пчел, найти хоть немного света. Закрываю глаза, представляя поле и наши ульи. Но затем я вспоминаю огонь, а с ним – Фираса и Сами. Нури, наши сыновья ушли вместе с пчелами, туда, где растут цветы. Аллах заботится о них ради нас, пока мы не увидимся снова после земной жизни.
Как же я устал. Устал от этого существования, но я скучаю по жене и дочери. Они ждут меня. Не знаю, смогу ли добраться до них. Обе в добром здравии, ждут в Англии, дадут ли им вид на жительство. Если да, то мне будет проще к ним приехать.
Нужно двигаться дальше. Если ты читаешь это письмо, призываю тебя сделать то же самое. Распоряжайся средствами с умом. Проводники постараются выманить у тебя как можно больше денег, но помни, что впереди длинный путь. Научись торговаться. Люди не пчелы. Мы не работаем сообща, у нас нет стремления к высшему благу, – теперь я это понял.
Хорошие новости – я уже неделю не ел сардин. Здесь нам дают сыр и хлеб, иногда еще и банан.
Мустафа
Последнее письмо было написано по-английски: