– Нури, это ты? Я не могу уснуть. Ты не спишь?
– Уже нет.
– Не могу уснуть. Я хочу погулять.
– Сейчас поздно. Это небезопасно. Пойдем завтра.
– Я хочу встретиться с Хамидом. Помню, как на бельевой веревке сушились его огромные шаровары.
Хамид приходился ей двоюродным дедом. Он жил дальше по дороге напротив пустыря с металлическими качелями и оврагом. По вечерам Афра отводила Сами к качелям, где они хохотали над гигантскими штанами Хамида.
Я держал в ладонях лицо Афры, целовал веки, одно, затем другое. Отчасти я жалел, что не могу умертвить ее этими поцелуями, подарить забвение. Разум Афры пугал меня: все, что видела, – она помнила, хранила в темнице своего сознания.
Несколько дней спустя я попытался найти работу. Многие беженцы продавали спасательные жилеты и сигареты на улицах, занимаясь этим незаконно. Можно было мыть за деньги машины. Элиас стал работать со мной. Мы вместе оттирали копоть и песок, иногда крали небольшие вещицы из багажников или бардачков, пропажу которых не заметили бы: жевательную резинку, полупустые бутылки с водой, мелочь. Элиас забирал из пепельниц окурки. Нашим начальником был шестидесятилетний турок, куривший по шестьдесят сигарет в день. Платил он совсем мало. Мы пробыли в Стамбуле три недели, а погода не менялась к лучшему. Деньги и некоторые вещи для удовольствия нам вовсе не помешали бы.
Однажды днем после работы на мойке я гулял по площади Таксим и забрел в интернет-кафе. Мой телефон отключился, и мне хотелось проверить, не пытался ли Мустафа связаться со мной. Будь он жив и здоров, обязательно написал бы. Конечно же, когда я зашел в почту, то увидел от кузена три сообщения.