Читаем Хранитель планеты полностью

- Это только первые трудности. Дальше будет хуже, - успокоил меня историк.

- Уже хуже, - сказал я. - ПИНГВИН пропал.

- Какой пингвин? - Он забыл видно, что я ему рассказывал.

- Ну, тот, который у вашего отца паучком был.

- А-а, передатчик...

- Ну да! Что мне делать, Дмитрий Евгеньевич?

Историк задумался. Смотрит на меня оценивающе. Наши мимо проходят, думают, он меня прорабатывает.

- А зачем вам ПИНГВИН, Боренька? - вдруг он спрашивает.

- Как зачем? Информацию передавать.

- Какую?

- Ну какую-нибудь. Энциклопедию.

Он грустно головой покачал.

- Для того чтобы приносить вашему ПИНГВИНу энциклопедию, совсем не обязательно быть Хранителем. Это может любой человек. Даже ваш Юра Родюшкин.

- Конечно, может! - говорю. - Но назначили-то меня!

- В том-то и дело, что тебя! - рассердился Дмитрий Евгеньевич. - А ты за ПИНГВИНа борешься, вместо того, чтобы задуматься, как стать настоящим Хранителем!

В общем, все-таки стал меня прорабатывать. Все только прорабатывают! Никто помочь не хочет.

- Нужно собрать свои духовные силы, - говорит историк.

- Да зачем они мне? Без ПИНГВИНа?

- ПИНГВИН - просто прибор. Механизм. От него ничего не зависит. Станешь Хранителем - найдешь способ девать важное для человечества! - сказал Дмитрий Евгеньевич и пошел дальше.

Озадачил он меня.

Прихожу в класс, на меня смотрят, как на Валерия Леонтьева. Герой дня. Так мне сначала показалось. Но потом понял, что хуже смотрят.

- Что, - говорят, - Быстров, вылечил свои мозги?

- Ага, - говорю, - прочистил. А вы так и живете с замусоренными?

Галдеж поднялся. Видят, что я не желаю раскаиваться. Стали издеваться. Дунька уже всем растрезвонила, что у меня какие-то синусные волны не в порядке. Я сначала отшучивался, а потом взбесился, когда Витька Куролесов сказал, что у меня в голове - только один шарик, да и тот квадратный.

Я ему, конечно, сумкой по башке. Он - мне. И покатились с ним по полу. Подкатились прямо к дверям, под ноги Татьяне Ильиничне. Она как раз в класс входила.

Вскочили, отряхиваемся.

- Значит, ты, Быстров, опять за старое? - говорит она. - Давай дневник.

- Можете его себе оставить на память, - говорю.

Положил на стол дневник и вышел из класса с сумкой. Только меня и видели.

Целый день проболтался у Петропавловки на берегу. Сидел, смотрел на воду. По воде щепки плывут. Рядом "моржи" купались - тетенька и дяденька. Толстые такие. Они растирались полотенцами и смеялись. У самих жир так и трясется.

Плюнул я в воду и поехал домой.

Смотрю, у нашего подъезда стоит Катя Тимошина. Помните, я говорил? Тихоня наша. Вообще она недалеко живет, может, случайно здесь оказалась?

- Ты чего здесь делаешь? - спрашиваю.

- Тебя жду.

- Зачем?

- Бепс, тебя из пионеров хотят исключить, - говорит она.

- За что?! - Я остолбенел.

- За то, что ты не уберег общественное имущество. То есть ПИНГВИНа, объясняет она. - И еще за грубость и прогул.

- Они тебя послали это сказать? - говорю.

- Нет. Я сама, - и смотрит жалостливо.

- Так. Жди меня здесь. Я сумку оставлю и отмечусь, что пришел. Расскажешь все подробно, - я говорю.

- Хорошо, - она кивнула.

Я домой поднялся. На пороге - мама. Я по глазам понял, что уже все знает. Кто-нибудь позвонил, доложил - или Дуня, или Татьяна Ильинична.

- Бабася, господи, как я волновалась! Ты где был?

- В школе, - говорю.

- Опять ты врешь! Ты сбежал с уроков!

- Я ПИНГВИНа искал, - опять вру.

- Я не хочу слышать про этого пингвина! - закричала мама. - Пойдем, пойдем!

Хватает меня за руку и ведет в комнату. А там сидит маленький такой волосатый человек с черными глазами. Сидит и чай пьет.

- Вот он, - говорит мама. - Можете приступать, Аркадий Семенович.

- Мама, мне некогда... - пытаюсь обороняться.

- Молчи! - сказала мама и подтолкнула меня к Аркадию Семеновичу.

А он встал с места - ростом с меня, ей-богу, не вру! - подошел и положил обе свои маленькие ручки на плечи. В глаза смотрит. Я, конечно, стою, как дурак.

- Слушай меня внимательно, - говорит, а сам глазами так и сверлит. Успокойся, расслабься... Тебе хочется спать...

- Нет, не хочется, - мотаю головой.

- Тебе неудержимо хочется спать! Слушай только меня. Ничего вокруг не существует. Только мой голос, только мой голос...

В общем, это гипнотизер оказался, понимаете? Мама решила меня гипнозом лечить от пришельцев и плохого поведения. Ну уж нет! Я так просто не дамся!

- Глаза закрываются, веки тяжелеют... - поет он и пальцами мне в плечи впивается. Вдруг как рявкнет:

- Ты спишь!

Я испугался. Надо его перехитрить, думаю. Закрыл глаза, делаю вид, что сплю.

- Спишь! - шептал он. - Спишь и слышишь только

меня. Марцеллия нет, ПИНГВИНа нет, пришельцев нет... Подчиняешься только мне.

Этого только не хватало, думаю. А сам стою, не шелохнувшись, с закрытыми глазами.

- Он спит, Светлана Викторовна, - говорит гипнотизер.

- Что же, он так стоя и будет спать? - спрашивает мама.

- Ничего, это не страшно... Думаю, за три сеанса мы его поправим... Ты не Хранитель планеты, ты Боря Быстров, пионер... - снова мне говорит.

"Ага, пионер, - думаю, - уже почти не пионер и еще не Хранитель".

Чувствую, что спать все-таки хочется. Губу прикусил до крови, сон как рукой сняло.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Люди августа
Люди августа

1991 год. Август. На Лубянке свален бронзовый истукан, и многим кажется, что здесь и сейчас рождается новая страна. В эти эйфорические дни обычный советский подросток получает необычный подарок – втайне написанную бабушкой историю семьи.Эта история дважды поразит его. В первый раз – когда он осознает, сколького он не знал, почему рос как дичок. А второй раз – когда поймет, что рассказано – не все, что мемуары – лишь способ спрятать среди множества фактов отсутствие одного звена: кем был его дед, отец отца, человек, ни разу не упомянутый, «вычеркнутый» из текста.Попытка разгадать эту тайну станет судьбой. А судьба приведет в бывшие лагеря Казахстана, на воюющий Кавказ, заставит искать безымянных арестантов прежней эпохи и пропавших без вести в новой войне, питающейся давней ненавистью. Повяжет кровью и виной.Лишь повторив чужую судьбу до конца, он поймет, кем был его дед. Поймет в августе 1999-го…

Сергей Сергеевич Лебедев

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Салюки
Салюки

Я не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь. Вопрос этот для меня мучителен. Никогда не сумею на него ответить, но постоянно ищу ответ. Возможно, то и другое одинаково реально, просто кто-то живет внутри чужих навязанных сюжетов, а кто-то выдумывает свои собственные. Повести "Салюки" и "Теория вероятности" написаны по материалам уголовных дел. Имена персонажей изменены. Их поступки реальны. Их чувства, переживания, подробности личной жизни я, конечно, придумала. Документально-приключенческая повесть "Точка невозврата" представляет собой путевые заметки. Когда я писала трилогию "Источник счастья", мне пришлось погрузиться в таинственный мир исторических фальсификаций. Попытка отличить мифы от реальности обернулась фантастическим путешествием во времени. Все приведенные в ней документы подлинные. Тут я ничего не придумала. Я просто изменила угол зрения на общеизвестные события и факты. В сборник также вошли рассказы, эссе и стихи разных лет. Все они обо мне, о моей жизни. Впрочем, за достоверность не ручаюсь, поскольку не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь.

Полина Дашкова

Современная русская и зарубежная проза