Читаем Хранитель планеты полностью

- Пускай он немного поспит, не будем ему мешать, - говорит гипнотизер.

Я слышу - они на цыпочках уходят на кухню и там продолжают беседу. А меня Катька внизу ждет. Надо срываться. Я глаз приоткрыл, оглядел комнату. Вижу, у моей тахты на столике, рядом с блюдом, целая гора лекарств баночки, упаковочки и ампулы со шприцем.

Ну и влип, думаю, с этими пришельцами. Размышлял я недолго. Тихо-тихо подкрался к входной двери, отодвинул задвижку - и был таков! Лифта не стал дожидаться, побежал по лестнице вниз.

Катя героически дожидается у подъезда.

- Бежим! - говорю ей. И мы - на пустырь.

У Нас на пустыре между домами - трубы, видели? Бетонные такие, огромные. Целый большой штабель. Строители их забыли. Мы в этих трубах в разведчиков играем. Там целый лабиринт. Мы молотками дырки в них пробили, путешествуем из трубы в трубу. У меня там одно место было секретное. Никто о нем не знал. Нужно просунуться в верхнюю трубу, проползти по ней, там дырка вниз, в толстую, где почти стоять можно. По ней в самый конец и направо, в другую трубу. И опять до конца. Здесь труба кончается расширением. И главное - иллюминатор вверху имеется, из которого свет. Там у нас в прошлом году штаб был: три ящика из-под бутылок, накрытые старым одеялом, и огарки свечей.

Мы с Катей туда заползли. Я думал, она испугается. Ползли в полной темноте - я впереди, она за мной. Но ничего. Ни слова не сказала. Пыхтит сзади, но ползет.

Залезли в штаб. Я спички нашел, зажег свечу. Из иллюминатора слабый свет пробивается.

Уселись мы на ящики. У Катьки глаза блестят.

- Рассказывай, - говорю ей.

И Катя рассказала, что после уроков был сбор отряда, на котором Дуня предложила исключить меня из пионеров, а также сообщить в милицию о пропаже ПИНГВИНа. Татьяна Ильинична возражала, не хотела беспокоить милицию по пустякам. Но Дунька проявила твердость и поставила вопрос на голосование. У .нас теперь демократиями большинством голосов решили искать ПИНГВИНа через милицию...

- Милиции нам только не хватало... - пробормотал я.

- Татьяна Ильинична попросила только не говорить в милиции, что ПИНГВИН - это космический прибор, - сказала Катя.

- Ты-то хоть в это веришь? - спрашиваю.

- А то нет! - говорит Катя. - Я сразу поняла, что это правда.

- Ну слава богу. Хоть один человек верит... - вздохнул я.

- Почему один?! А Дуня?

- Дуня - предательница! - говорю:

- Бепс, что дальше будешь делать? - спросила Катя.

- Не знаю. Домой не пойду. Заколют лекарствами. А гипноз вообще ненавижу!

- Какой гипноз?

Я ей рассказал про гипнотизера. Катя нахмурилась, потом говорит:

- Сиди здесь. Я сейчас приду.

И уползла по трубе.

Через полчаса она вернулась с портфелем. Там был фонарик, книжка, о дореволюционных подпольщиках, бутылка пепси-колы, колбаса и хлеб. И еще какой-то рваный свитер.

- Ночью будет холодно, - сказала Катя.

- Катька, да ты прямо боевая подруга! - обрадовался я.

- А то нет! - отвечает.

Вот вам и тихоня! Уселись мы рядышком при свете, стали вместе книжку читать, как революционеры скрывались от преследования жандармов. Такие книжки только в трубе и читать! И колбасу с хлебом жуем. Отлично!

За иллюминатором уже вечер. Холодно стало. Катя ежится.

- Ты иди домой, - говорю. - Тебе-то за что страдать? И дома будут волноваться.

- А у тебя не будут?

- Ничего. Сами виноваты. Нужно доверять детям, - говорю. А у самого кошки на душе скребут. Мама там, наверное, с ума сходит.

- Вот что, Катерина, - говорю подруге. - Иди домой, по дороге позвони из автомата моей маме. Скажи, что я жив-здоров, но эмигрировал по идейным соображениям. Нашел политическое убежище.

- В трубе? - спрашивает.

- А что? Но про трубу - ни слова.

- Хорошо, - кивнула она.

- Ползи. Завтра принеси чего-нибудь поесть. И бумагу с авторучкой.

- Зачем?

- Писать буду. Для планеты.

И Катя уползла. Мне сразу тоскливо стало. Фонарик зажег, направил луч в трубу. Труба длинная-длинная. И тихо, как в могиле. Неприятно.

Вдруг слышу - писк. Смотрю - из дальнего конца трубы на лучик шагает котенок. Храбрый такой. Я ужасно обрадовался. Все же живая душа! Пригрел я его на груди и растянулся на ящиках. Ничего! Революционеры за правду тоже страдали.

И только я улегся, как в темноте заблистали золотые пылинки, вихрем пронеслись по трубе, взметнулись столбом и стали быстро-быстро лепиться друг к другу.

- Марцеллий! - закричал я.

Глава 9 СЛЕД НАЙДЕН!

Точно, это был он - мой рассыльный. В темноте от него исходило сияние. Я обрадовался ему больше даже, чем котенку. А тот, наоборот, испугался - выгнулся подковой и шерсть вздыбил. Шипит от страха.

- Да тихо ты! - котенку говорю. - Это свои.

Марцеллий к нам шагнул, молча руку пожал. Мне показалось, что он чем-то недоволен.

- Что ты здесь делаешь? - спрашивает. Как сюда попал?

- Нет, это ты как сюда попал?! - кричу я радостно. - Никто же не знает, что я здесь! Кроме Катьки Тимошиной.

- Тимошина? Не слыхал, - покачал головой Марцеллий.

- Да ты садись, садись... - я засуетился, подставил ему ящик. - Колбасы хочешь?

Марцеллий уселся, погладил котенка. Вижу, все еще хмурый. От колбасы отказался.

- Ну рассказывай, - говорю. - Как там на воле?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Люди августа
Люди августа

1991 год. Август. На Лубянке свален бронзовый истукан, и многим кажется, что здесь и сейчас рождается новая страна. В эти эйфорические дни обычный советский подросток получает необычный подарок – втайне написанную бабушкой историю семьи.Эта история дважды поразит его. В первый раз – когда он осознает, сколького он не знал, почему рос как дичок. А второй раз – когда поймет, что рассказано – не все, что мемуары – лишь способ спрятать среди множества фактов отсутствие одного звена: кем был его дед, отец отца, человек, ни разу не упомянутый, «вычеркнутый» из текста.Попытка разгадать эту тайну станет судьбой. А судьба приведет в бывшие лагеря Казахстана, на воюющий Кавказ, заставит искать безымянных арестантов прежней эпохи и пропавших без вести в новой войне, питающейся давней ненавистью. Повяжет кровью и виной.Лишь повторив чужую судьбу до конца, он поймет, кем был его дед. Поймет в августе 1999-го…

Сергей Сергеевич Лебедев

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Салюки
Салюки

Я не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь. Вопрос этот для меня мучителен. Никогда не сумею на него ответить, но постоянно ищу ответ. Возможно, то и другое одинаково реально, просто кто-то живет внутри чужих навязанных сюжетов, а кто-то выдумывает свои собственные. Повести "Салюки" и "Теория вероятности" написаны по материалам уголовных дел. Имена персонажей изменены. Их поступки реальны. Их чувства, переживания, подробности личной жизни я, конечно, придумала. Документально-приключенческая повесть "Точка невозврата" представляет собой путевые заметки. Когда я писала трилогию "Источник счастья", мне пришлось погрузиться в таинственный мир исторических фальсификаций. Попытка отличить мифы от реальности обернулась фантастическим путешествием во времени. Все приведенные в ней документы подлинные. Тут я ничего не придумала. Я просто изменила угол зрения на общеизвестные события и факты. В сборник также вошли рассказы, эссе и стихи разных лет. Все они обо мне, о моей жизни. Впрочем, за достоверность не ручаюсь, поскольку не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь.

Полина Дашкова

Современная русская и зарубежная проза