Читаем Хранитель планеты полностью

- Да так себе, - отвечает. - Вчера космические террористы взорвали планету в системе Альфы Центавра. Мы не успели вмешаться.

- Люди погибли? - спрашиваю.

- Там не было людей. Там был общий разум.

- В каком виде?

- В виде запаха, - говорит. - Мылом пахло.

"Ничего себе - разум!" - думаю. Но уточнять не стал. Мне бы с нашим разумом разобраться.

- А как ты меня нашел? - спрашиваю.

- Ну, это просто... - отвечает нехотя, - По твоей волне. От тебя же биологическая волна исходит. Забыл? На нее и лечу. От нас никуда не спрячешься. Пока жив, - добавил Марцеллий.

Последние слова мне не понравились. Что это значит - "пока жив"? Я умирать не собираюсь.

- Ты мне лучше скажи, Бабася, - задушевно так спрашивает Марцеллий, как поживаешь? Мы в Центре волнуемся.

- А что? - я насторожился. - По-разному поживаю.

Не буду же я ему выкладывать, что меня гипнозом лечат! Стыдно за человечество. Они там небось думают, что все мы на Земле уже подрубились насчет космической цивилизации. А мы - ни бум-бум!.. Не понимаете, что значит "подрубились"? Ну, это значит - имеем понятие.

- Ты что, японский язык изучаешь? - вдруг спрашивает он.

Я глаза выпучил.

- С чего взяли?

- Последняя информация от ПИНГВИНа на японском была, - сказал он. Реклама какой-то фирмы. "Тошиба", кажется.

- А когда она была? - спрашиваю.

- Сегодня.

- Жив, значит! - я обрадовался. - Слава тебе, господи!

- Кто жив? - не понял Марцеллий.

- Да ПИНГВИН! Его же сперли, - говорю.

- Не понимаю.

- Ну, украли! Пришел какой-то тип, положил в сумку и унес.

- А ты где был?

- А я... был в одном месте. Долго рассказывать.

- Когда это случилось? - спросил Марцеллий.

- Три дня назад.

- Так-так-так... - произнес Марцеллий.

А дальше он рассказал, что в Центре заметили изменение в передаваемой информации. Сначала все было спокойно, читали энциклопедию, дошли до буквы "В", а потом началась неразбериха. Пошли сообщения о женевской встрече, наркомании в капиталистических странах и борьбе сандинистов...

"Дунькина работа! - думаю. - Пока я в больнице был".

А потом ПИНГВИН стал нести и вовсе какую-то околесицу. Передал счет из ресторана, журнал "Плейбой" за позапрошлый год, какие-то объявления о продаже и еще что-то. В Центре за голову схватились. Если у них, конечно, голова есть. Не знаю, чем они там думают.

И вот, наконец, сегодня ПИНГВИН передал русский текст: "Прошу выслать телевизор в наручных часах. Бепс". А еще через некоторое время - рекламу "Тошибы".

- Так, значит, это не ты телевизор просил? - сказал Марцеллий. - Тогда кто?

- Стой! - закричал я.

Марцеллий поднялся на ноги, смотрит.

- Да сиди! Это я не тебе! Я знаю, кто Глюка украл! Юрка Родюшкин, вот кто! Он сразу про телевизор заговорил, когда о тебе узнали!

- Родюшкин? Номер волны? - спросил Марцеллий.

- Откуда я знаю! Это вы там ищите!

- У нас фамилий нет. Только номера. Чтобы сопоставить номер волны и фамилию, мне нужно находиться с этим человеком, - сказал Марцеллий.

- Он не человек. Он паразит! - сказал я.

- У паразитов тоже есть номер, - заметил Марцеллий.

- Ну ладно! Я ему покажу, - говорю.

Марцеллий в комбинезоне порылся, достает часики в целлофане. С виду обычные, циферблат темный. Нажал он кнопочку, на циферблате дикторша возникла. Людмила Жулай. "А теперь познакомьтесь с программой наших передач на завтра", - говорит. Марцеллий другую кнопку нажал, дикторша исчезла, на циферблате цифры появились: 00.05. Это время, значит.

- Давай спать, - говорит Марцеллий. - Время позднее.

- А ты что, со мной останешься? - недоверчиво так спрашиваю.

- У меня командировка на сутки, - сказал он.

Я обрадовался. Все же не одному в этой трубе пропадать! Соорудил пришельцу топчан из ящиков, одеяло постелил.

- Мне не надо, - сказал Марцеллий. - Ложись сам.

- А ты?

- Мы во сне плаваем. Для здоровья полезней, и постель не мнется. Сейчас я от гравитации отключусь...

Он полез рукою за отворот комбинезона, чего-то там переключил и вдруг медленно оторвался от пола и принял горизонтальное положение вдоль трубы. Ровно посередке.

- Ложись, ложись, - говорит. - Чего рот раскрыл?

Я улегся на топчан. Марцеллий надо мною парит, как дирижабль. Котенок снова от страха ко мне прижался. Неприятно, когда над тобою здоровый, дядька висит.

Марцеллий понял - поплыл по трубе подальше. Там остановился и затих.

Мы с котенком кое-как заснули. Жестко и холодно. Но ничего. Раз подался в подпольщики - надо терпеть.

Утром Марцеллий уже на ногах, колбасу нам с котенком реже. Сам ничего не ест.

- Как же ты... Как же вы без пищи? - спрашиваю.

- Меня энергией подкачивают. Вместо пищи, - отвечает.

- Значит, вы там, в Центре, ничего не едите?

- А зачем? Понимаешь, наличие пищи создает неравноправие и порождает вражду. Одному всегда лучше кусок достанется, чем другому. Зависть начинается, обжорство... У нас такой проблемы нет. Каждый получает столько энергии, сколько ему нужно. Качество энергии для всех одинаково. Спорить не о чем. Вот у вас утюги, скажем, между собой не воюют?

- Утюги? Не замечал, - говорю.

- Поэтому что одинаковым электричеством питаются. Двести двадцать вольт, пятьдесят герц...

Перейти на страницу:

Похожие книги

Люди августа
Люди августа

1991 год. Август. На Лубянке свален бронзовый истукан, и многим кажется, что здесь и сейчас рождается новая страна. В эти эйфорические дни обычный советский подросток получает необычный подарок – втайне написанную бабушкой историю семьи.Эта история дважды поразит его. В первый раз – когда он осознает, сколького он не знал, почему рос как дичок. А второй раз – когда поймет, что рассказано – не все, что мемуары – лишь способ спрятать среди множества фактов отсутствие одного звена: кем был его дед, отец отца, человек, ни разу не упомянутый, «вычеркнутый» из текста.Попытка разгадать эту тайну станет судьбой. А судьба приведет в бывшие лагеря Казахстана, на воюющий Кавказ, заставит искать безымянных арестантов прежней эпохи и пропавших без вести в новой войне, питающейся давней ненавистью. Повяжет кровью и виной.Лишь повторив чужую судьбу до конца, он поймет, кем был его дед. Поймет в августе 1999-го…

Сергей Сергеевич Лебедев

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Салюки
Салюки

Я не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь. Вопрос этот для меня мучителен. Никогда не сумею на него ответить, но постоянно ищу ответ. Возможно, то и другое одинаково реально, просто кто-то живет внутри чужих навязанных сюжетов, а кто-то выдумывает свои собственные. Повести "Салюки" и "Теория вероятности" написаны по материалам уголовных дел. Имена персонажей изменены. Их поступки реальны. Их чувства, переживания, подробности личной жизни я, конечно, придумала. Документально-приключенческая повесть "Точка невозврата" представляет собой путевые заметки. Когда я писала трилогию "Источник счастья", мне пришлось погрузиться в таинственный мир исторических фальсификаций. Попытка отличить мифы от реальности обернулась фантастическим путешествием во времени. Все приведенные в ней документы подлинные. Тут я ничего не придумала. Я просто изменила угол зрения на общеизвестные события и факты. В сборник также вошли рассказы, эссе и стихи разных лет. Все они обо мне, о моей жизни. Впрочем, за достоверность не ручаюсь, поскольку не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь.

Полина Дашкова

Современная русская и зарубежная проза