В это время чуть ли не залпом ухнули зенитные орудия, и потом, вразнобой и часто, затрещали и засверкали оба берега. Пронский спустился в сад, имеющий довольно сильный уклон в сторону Хафеля, и осторожно двинулся к пестрой от воздушных разрывов воде. В деревянном заборе оказалась калитка, за которой сразу же была река, – весенний разлив в некоторых местах подтапливал сад.
– Мне здесь нравится, – сказал он – Под самым носом у зенитчиков и никто не заметит. Ищи место и прячь лодку.
Сыромятнов обследовал прилегающий к воде край сада и в углу обнаружил вкопанный деревянный ящик, компостную яму, набитую садовым мусором. Аккуратно снял верхний слой листвы и запихал туда мешок.
– А куда рацию?
– И ее определим. Только бы в доме никого не было, – молитвенно пожелал Пронский.
– Кто-то есть, – вздохнул рядом старшина. – Вышел и с собакой возится…
Они подошли, не скрываясь, наставили оружие: человек нес собаку на руках.
– Предъявите документы!
– Это мой дом, – объяснил тот. – Орудия поставили совсем рядом, и вот контузило собаку…
– Идите в дом. Кто там еще?
– Только мой сын, старший сын…
Его втолкнули в двери, Пронский включил фонарик. В передней стоял рослый унтер-офицер в расстегнутом мундире и с пистолетом в руке.
– Сдать оружие! – приказал капитан и в тот же миг вытащил «вальтер» из его ватной руки.
– Это мой сын! – с гордостью сообщил человек и положил собаку на пол. – Немедленно покажи документы офицерам! Я сейчас предъявлю свои… Если так будут стрелять все время, наш дом развалится.
Пока Пронский рассматривал документы сына, из дверей появился папаша в мундире пехотного майора.
– Ваш сын – дезертир!
– О нет, господин капитан. Он приехал после ранения… А я инвалид войны! – доложил. – Имею Железный крест…
– Только сейчас с крыши вашего дома подавали сигналы русским самолетам, – отчеканил капитан. – Кто еще здесь живет?
– Только мы с сыном! Готовимся к эвакуации…
– Вы арестованы!
– Это недоразумение, господин капитан! – забормотал старший, однако покорно двинулся на выход. – С нашей крыши не могли подавать сигналы… Впрочем, да, следовало бы во время налета спускаться не в подвал, а охранять дом… Эрнст, ты не видел посторонних на нашей усадьбе?
– Куда вы нас ведете? – спросил тот, когда уже спустились к реке и Сыромятнов растворил калитку. – Нет. Нет! Я верен… Я не дезертир! Готов умереть!.. Хайль Гитлер!
– Умри! – Пронский выстрелил в лоб и толкнул его стволом в светлый проем калитки.
Мгновением позже в ту же рассвеченную кипящую воду полетел и майор с Железным крестом. Старшина оттолкнул его ноги и закрыл калитку. Наконец-то бомбардировщики дотянули до целей и начали разгружаться: над городом вспыхнуло зарево, и сплошные разрывы слились в протяжный, вселенский гул.
– В Москве был, когда бомбили, – по-русски сказал Сыромятнов. – И думал, вот бы побывать в Берлине…
– Соболь сказал, ты владеешь немецким в совершенстве… В чем дело? – Пронский нашел сухое место и сел под яблоней.
– Ненавижу этот собачий язык, – признался старшина. – А сейчас… такое время… Нельзя держать в сердце ненависть. Чтобы не уподобиться… Только любовь.
– Страстная неделя?
Он слегка воспрял, однако лицо было бледным в отблесках зенитного огня.
– В этом году интересно, совпадают Пасхи, наша и католическая. Мне кажется, это знак.
– Придется тебе, Сыромятнов, взять себя в руки, забыть некоторые убеждения. Ты на операции, а не на воскресной службе. Нельзя расслабляться и благодушествовать. Последнее предупреждение. Ты как старик, честное слово… Кстати, а сколько тебе?
– Возраст Иисуса Христа, тридцать три исполнилось… Соболь сказал, вы меня вернули потому, что я – верующий.
– Да, поэтому…
– А зачем вам религиозный человек? Лучше партийцев взять…
– Чтоб молился за нас, – увернулся от ответа Пронский.
– Нет, вам потребовался человек с духовным опытом. Я чувствую… Может, потому что вы князь?.. Кстати, первый раз в жизни вот так, с князем разговариваю…
Пронский отвернулся.
– Скажи-ка мне, братец… От кого это ты услышал?
– Мне нельзя носить камня за пазухой, сразу хотел признаться, как вернули в группу. – Старшина поднял глаза и уж больше не опускал взгляда. – Я вообще не привык что-то скрывать, особенно когда с человеком за линию фронта идешь. Ничего бы, да ведь камень этот давит и трет… Перед тем, как меня в группу отправить, «смершевец» вызвал, подполковник… Не наш он, может, видели в штабе дивизии, шнобель такой, чтоб вынюхивать… и всем интеллигентно улыбается?
– Не видел…
– Сволочную роль отвел мне. Для вашего княжеского уха и вовсе подлая. Задание дал сексотить за вами. Мол, потом доложишь подробно в письменной форме, куда ходили, что делали, как себя вели… Дескать, по той причине, что не наш вы человек по социальному происхождению и принадлежите к известному княжескому роду…
– Фамилию назвал?
– Нет, не назвал… Но, говорит, ты, Сыромятнов, человек верующий, а значит, справедливый и честный. Вообще не понимает, что такое вера.
– И ты согласился присматривать за мной?