Хранитель света

— Ну, братва, вот мы, считай, и дома, — радостно объявил Долли, загоняя машину на стоянку перед воротами. — Отсюда покатим первым классом, как буржуи.

На стоянке стояло с десяток машин, владельцы и пассажиры которых бродили по ту сторону проволочной ограды, присматриваясь, прицениваясь, выбирая и что-то прикидывая в уме. Там, за забором, на обширной асфальтированной площадке, стройными рядами стояли сотни полторы автомобилей всевозможных марок и расцветок, штабелями громоздились подержанные автопокрышки, висели на ограде разнокалиберные капоты, дверцы, багажники; в стороне, под навесом, можно было разглядеть черные от пыли и старого моторного масла двигатели, коробки передач, передние и задние мосты, груды колесных дисков и прочие запчасти. Порывами налетавший с той стороны ветерок доносил обрывки русской речи, как будто дело происходило не в десяти километрах от Аахена, а где-нибудь в Подмосковье.

— Не кажи «гоп», — предостерег Грицко, в котором недавние события пробудили осторожность и предусмотрительность.

— Хелло, Долли! — откликнулся Долли, заглушил двигатель и полез из кабины.

Паштет с Хохлом тоже выбрались из душного салона на горячий асфальт стоянки. Хозяйственный Грицко с лязгом задвинул дверь микроавтобуса. Паштет закурил и первым двинулся к воротам, на ходу рассовывая по карманам сигареты, зажигалку и мобильник в треснувшем корпусе. Этот разбитый корпус его бесил, напоминая о нелепой ночной драке, но они рвали когти в такой спешке, что заменить этот копеечный кусок цветного пластика Паштету было некогда.

Они направились прямиком к гаражу, в котором трое перепачканных маслом работяг в поте лица снимали движок с разбитой вдребезги «Мазды».

— Привет, отцы, — сказал им Паштет, останавливаясь в воротах. — Кто у вас тут главный?

«Отцы», похоже, немало повидали на своем веку и сразу поняли, с кем имеют дело.

— Тут — я, — осторожно ответил невысокий узкоплечий мужичонка в грязном фирменном комбинезоне и в пропитанной моторным маслом кепчонке отечественного образца.

Паштет окинул его откровенно пренебрежительным взглядом.

— Непохоже, — сказал он. — Ты что, мужик, русского языка не понимаешь? Кто этот ваш шалман держит? Понял, о чем я тебя спрашиваю?

— Так бы сразу и сказали, — угрюмо ответил работяга, утирая грязный лоб не менее грязным рукавом. — Это вам Серега нужен, он в конторе сидит.

— Серега Череповецкий, что ли? — встрял Долли, из которого сегодня так и перла жизнерадостность.

— Ну да, — сказал работяга.

— Хелло, Долли! Я же говорил, что мы дома!

— Засохни ты, наконец, — сказал Паштет, повернулся к работягам спиной и зашагал к конторе.

Хохол молчал. Он молчал всю дорогу, и в его молчании Паштету чудился нескончаемый обвинительный монолог. Впрочем, Хохол был болтлив в основном за столом и вообще в неформальной обстановке; когда же доходило до дела, он предпочитал не говорить, а действовать. И чем дольше молчал Хохол, тем крепче становилась уверенность Паштета в том, что главное — успеть первым.

Серега Череповецкий с виду был типичный рэкетир с колхозного рынка или, в лучшем случае, гонщик, толкающий лохам пригнанные из-за бугра паленые тачки. Роста в нем было без малого два метра, и все эти два метра основательно обросли тугим жиром. Голова у Сереги была большая, круглая, как баскетбольный мяч, белобрысая и, как водится, стриженная ежиком. Круглая морда с наглыми поросячьими гляделками не столько загорела, сколько обгорела на солнце и теперь более всего напоминала непомерно увеличенный запрещающий сигнал светофора. На Сереге была просторная белая майка с его собственным портретом во всю грудь, широкие шорты до колен, кожаные сандалии на босу ногу и ослепительно-белое кепи с логотипом фирмы «Найк». Этот костюм дополняли массивные золотые часы, толстая цепь на шее — тоже, понятное дело, не оловянная — и болтавшийся на ремешке у правого запястья мобильник в чехле.

В данный момент Серега отдыхал, то есть сидел, задрав ноги на стол, в вертящемся кресле и нежился под тугой струей прохладного воздуха, исходившей от большого напольного вентилятора. На столе рядом с ним стояла открытая бутылка баварского пива, в пепельнице дымилась сигарета. Позади Сереги было огромное, от пола до потолка, заросшее пылью окно, из которого он мог наблюдать за стоянкой. Услышав шум в дверях, Серега задрал голову и приподнял надвинутый на глаза козырек кепи.

— Хелло, Долли! — с порога заорал Долли, устремляясь к нему с протянутой рукой.

Серега снял ноги со стола и привстал, чтобы обменяться с вошедшими рукопожатием. Его помидорная физиономия изобразила осторожную радость: дескать, видеть мне вас, ребята, приятно, но какого черта вы тут делаете в таком количестве и в таком виде? Здесь, сами знаете, не ваша территория…

— Здорово, братва! — протянул Серега, пожимая руки всем по очереди, в том числе Хохлу и Грицко, которых видел впервые в жизни. — Какие люди без охраны! По делу или как?