Хранитель Восточных земель

– Здесь мои сыновья и хозяйство. Я ещё не позаботился о них. Милая Лю, – схватил ноющую и недовольную лисицу и обнял. – Посмотри, как люди живут.

– Это не мой дом.

– Прошу тебя… Я не могу так сейчас уйти.

– Я дала тебе три дня.

– Дай ещё, мы всё равно будем вместе.

Не хотела лицунэ ещё дальше в мир людской заходить. Увидела достаточно. Претил он ей, но это был мир её любимого. Он родился здесь, вырос и обзавёлся семейство. Больно было Лю Ма, ничего поделать с этим не могла. Враждебны были люди и злы. Как они мучили детей, бедную женщину! На какие подлости способны! Их только золотыми копытами давить.

Нехотя брела лицунэ за любимым, знающего свои земли, как она Восток. Смотрела на дома, на засеянные поля, на мельницы. Всё отлично. И меньше радости на лицах человека. Не свободен он, догмами и правилами заполнен. Никакой гармонии с собой. Вздыхала Лю Ма, сверкала белизной излишней. Впереди них шла Эмиральда с детьми, понурая, злая и больная – любит мужа своего, верна ему была, а тут! Любовница супруга! Сходила с ума женщина от мысли этой, роняла слёзы страдальческие, спрашивала бога: “За что?”. И лишь в детях утешение находила.

Да, та была хороша, волшебна, но она – нечисть! Нецерковная, неграмотная, никаких приличий не имела, предстала обнажённой и с ума свела детей, не видящих никогда красоты такой! Боялась Эмиральда без мужа остаться. Строила в маленькой головке своей планы, решала для себя, какой хозяйкой будет, что требовать станет, какие заповеди бога мужу прочтёт. Одумается ли нет? За кем послать? Кому писать?

Добрели они до крепости. Отворили врата домашние, выскочили к ним остатки Моровской злобы. Зарычала за Эмиральдой Лю и вновь призвала молнии. Безжалостно били предателей, разрывали и в искры превращали, распугивая людей. Жались они, прятались и цену набивали незнакомке беловолосой. Жалась та к господину их, обнимала властно, никого не подпускала, глядя на всех с подозрением. Гордону предстояло много дел: восстановить власть свою, отдать наследство старшему сыну, не обидеть младших, обговорить судьбу его и детей с женой, матери на поклон прийти и показать ему Лю. И приготовиться к вечному житью в лесу.

Баб из темниц вытащили. Обласкали они и деток графа, и графиню, с осторожностью побрели к спасительнице. Зарделись так, увидев голую девицу, принялись возмущённо шептать за разврат, а Лю только и приходилось скалиться. Вела себя как напуганный, загнанный в угол зверёк.

– Лю, посмотри на меня, – взял в ладони лицо напуганной лисицы. – Никто тебя тут не обидит, а если посмеет, – обратился уже ко всему двору, – от моих рук падёт. Отдохни немножко в покоях, а я должен к матери подняться.

– Они злые.

– Они напуганы, как и ты. Доверься мне.

И позволила Лю набросить на себя ткань, скрывающую наготу, отвести себя в покои гостевые. Оказалась в комнате тёмной, лишь редкие узкие окна свет даровали. Душили её камни многочисленные, но согласилась она потерпеть немножко. Забралась на мягкие перины она, свернулась и уснула. Много сил потратила, чтобы гром и молнии вызвать.

.

.

Мать сына целовала. Дети обнимали отца. Жена стояла поодаль и не могла ничего сказать.

– Я должен кое-что сказать, – начал Гордон и принялся говорить о дне, когда его столкнули, как он выжил, кто ему помог, кого он полюбил всем сердцем. Смотрел на Эмиральду, терявшую надежду, на мать возмущённую.

– Побойся бога, – вспылила мать. – Спасла она, одарил бы. Но ты женат! Хочет быть с тобой? Любовницей сделай.

– Меня женили без меня, когда мне стукнуло пятнадцатая зима, матушка. Я был примерным мужем и отцом, и сыном своего отца, но я мёртв уже. Король об этом знает. Мир камням, графств не мой уже – нашёл себя на Востоке и там останусь жить.

– Гордон! – воскликнула Эмиральда и зарыдала во всю мощь.

– Я вернулся вас спасти и посмотреть, как жить вы будете без меня. Но это не значит, что после брошу вас, – трепал головку младших сынков своих и дочерей. – Моё место займёт Артур. Детям я наследство раздам. Эмиральда будет вдовой, а потому свободной станет – младших братьев больше нет у меня. Ты можешь выйти замуж, в монастырь уйти или остаться здесь – детей растить и нянчить внуков. Это – дом твой.

Надвигалась ночь. Тела убитых на полях тащили крестьяне на тележках. В стойле пил и ел конь с золотыми копытами. Приходили в себя домашние, привыкали к выбору хозяину, пойти против него не смели. Ожидал Гордон старших сыновей, чтобы волю свою сказать последнюю. Приказал слугам собирать вещи, от рубашек до кубков, чтобы быт в лесу устроить по его привычкам. Отпевал священник мертвецов, придавая на суд Господу. Оплакивала мать сына нерадивого, целуя в лоб его. А небо чёрное светлело, корабли облачные сходили с графства, открывая звёзды далёкие и светила ночные.

Обнимал Гордон Лю, ласкал ушки слегка заострённые, гладил по мягким волосам. Жалел её за свой несносный характер. Привыкал к ней под плач и утешение жены его, что в башне сидела закрытой и никого не желала видеть.