Почти неделю пробыла Лю в замке Гордона. Ощущала себя чужой: ела руками, не любила носить тяжёлые платья дам, скакала в платье ночном, румянец вызывая у слуг. Босыми ножками шаркала по камню. Разглядывала гобелены, картины, сносила высокомерие Эмеральды, ходящая горделиво и показывающее каждым движением превосходство.
– Не любишь ты никого, на самом деле. Сама ведь плакала, когда венчалась с ним, а теперь жить не можешь без него? – закричала Лю, когда кинулась баба в ноги лисицы. – Теперь же он мой, а ты не хочешь его отдать.
– Он не твой!
– Он мой. Он сам мне это сказал.
– Ты не его круга. Ты всего лишь оборотень.
– Я не хуже тебя. Да, я не понимаю этих знаков, – показывала на книги Лю, – но это не лишает меня достоинств и причин, чтобы любить. Если ты любишь его – пожелай ему счастье со мной и счастье своё найди сама.
– Не оставляй деток без отца! Прошу!
– А я не оставляю! Я не тюрьма и не закон, но дом теперь ему Восток, а замок – домик гостевой, – сверкнула синими глазищами хранительница и выбежала из библиотеки. С детьми столкнулась Гордона и увидела в них маленьких лисят. Как он могла оставить деток, когда сама была лишена и матери, и отца?
Вновь муку ощутила Лю Ма. Бросилась на грудь к Гордону и заголосила:
– Жестока ли я? Отрываю ли детей от тебя?
А Гордон лишь голову склонил. Упала на колени Лю Ма и заплакала горько.
– Не лучше людей я. Жадна я!
– Тогда что делать мне? У меня уже есть семья, но я люблю тебя. Покинуть Восток не смею, но часть моя большая и людям отдана. Получается, жить мне на границе людей и нелюдей, Лю Ма, коль велит судьба. Возможно, в этом предназначение моё? Стать мостом между мирами?
Возможно, Бог или Природа со Вселенной жаждали примерить два мира разных. Возможно, всё было дело случая, кто знал? Да только легче не становилось. Сидела Лю Ма перед Гордонам, слушала зовы матери его, сама темнела. Больно было сердце её. Уже готовилась оставить любимого. И умирала от мысли этой.
– Слышала я, что на базарах вещи нелюдей встречаются, – говорила старуха, понимая сына и двух невесток. Не могла она сына поделить на две половины, прогнать спасительницу не смела. Покорила её беловолосая лисица, на дьявола была не похожа. А как превращалась в лесное божество, так вообще затмевала всех. – Постройте деревню общую и замок заложите. Так не покинет лес Гордон, но сможет детей видеть своих, а они – его, а люди станут привыкать к нелюдям. И, возможно, не пойдут более огнём и мечом рубить вас.
Не давала согласие Лю Ма, это должен был решить весь народ восточный, могла лишь подумать и посмотреть границы, да на людей посмотреть. Но пообещала она, что письмами могут обмениваться любимый с замком.
.
.
Закладывались вещи, инструменты в сундуки. Закупались ткани для платьев Лю Ма, чтобы по лесу могла гулять и птицей, и лисицей, и человеком.
Отец наставлял своих детей, просил жить в мире, иначе они закончат так, как Мор.
Запрягли коней, во главе красовался огненный. Провожали домашние Гордона и его женщину, надеясь на скорое строительство деревни.
И покинула пара людей на время.
Часть 3
Проплывают облака по летнему небу Востока. Преет травушка, а на ней лежат животные, не в силах справиться с жарой непроглядной. Развалились они пузами к верху, мурчат, наслаждаются теплом, которое убавится с падением багровых листьев. На поляне зелёной, в травах высоких и сладких на вкус, лежат два лиса. Один пепельный, второй – белый. Первым был человеком, а второй – лицунэ. Лежали они, вздыхали, ждали, когда солнце перевалит за четыре вечера и можно продолжить строительство дома, где бы уместились и лисята, и люди. В большом доме с большими ставнями и широким двором, в отдалении от клана, где рядом и поля, и речка, где по прямой дорожке можно дойти до центра селения. Где во дворике будет срублены качели, о которых мечтала лисица, увидев такие у крестьян; на них дети катались и взрослые, вверх взмывали, как птицы.
А в доме будут множество комнат, для детей, для лис, спальня супругов, большой зал, соединённый с кухней, а там будет заложена большая белая печь, что будет наполнять теплом зимы. Где в ямах будут погреба. Думал человек об устройстве сыродельни, коптильни; не хотел он есть лишь одно сырое мясо или рыбу. Для этого нужно были чертежи и инструкции – посылал он письма в замок, общался так со семьёй. Не позволяла пока лисица приходить в лес, поэтому строить человеку приходилось одному вместе с теми лицунэ, заинтересованные таким крупным строительством. А пока стояла жара, они дремали, любили друг друга по-лисьи, и по-человечьи. Выторговала у вод обращения лицунэ волшебство для возлюбленного, чтобы он был и человеком, и при желании в лиса превращался – нравились ей мужские руки. Мурлыкала, когда Гордон пальцами ласкал за ушками Лю Ма.