Хранитель времени

– Ну что ты, конечно, он не станет брать сахарный песок, – удивилась мама, когда я в сотый раз попробовала опустошить сахарницу, высыпав ее содержимое в унитаз. – Он выждет, пока ты забудешь про него и кинет обычного, речного песочка. Знаешь, что от этого бывает?

Ну и дальше по Гофману – кровавые глаза, раздувшиеся как арбузы, выкатываются из моей головы на пол, а потом песочный человек, предовольный от такой удачи, запихивает их в мешок и какого-то лешего прется с ним на луну кормить своих спиногрызов. Причем на этом глазные страдания не заканчиваются, потому как эти проклятые Песочниковы дети сплошные мутанты с клювами и им в радость клевать мои бедные глаза.

– Мама. Наверное, я скоро ослепну. Он ведь каждый вечер песком кидается.

История с песком закончилась моей истерикой во дворе. Когда сосед, злобный враг всех детей – дядя Петрович, тащил мешок с капустой, чтоб ее заквасить, которую я приняла за украденные у детей глаза.

И вот, спустя столько лет мне довелось познакомиться с всамделишным Песочным человеком. Познакомиться, поговорить и остаться живой и не слепой. Круто!

После водки очень хотелось пить. Наверное, я ведро воды выпила. Пила и думала. Нет, тут что-то не так. Детские фантазии это одно, а Голос в комнате – совсем другое. Не сошла я с ума. Все гораздо интереснее. Там прячется кто-то вполне реальный, но ловкий. Фокусник-иллюзионист. Ему Вова разрешил пожить в комнате с роялем, он нелюдимый такой, нереальный мизантропище. И как только я проникла в его тайное убежище, он понял, что я подло украла ключ и решил меня отвадить. Чтоб не совалась, куда не приглашали.

Глава 21. Сказочка про Золушку в исполнении говнаря Вовы

Пробуждение было поганым. Я успела напрочь забыть, что Панк умер и проснулась почти счастливой. Мне казалось – меня обнимают и вроде бы даже почувствовала поцелуй. Но это всего лишь замок от металлической молнии куртки коснулся моей шеи.

– Мне плохо без тебя, – раз сто повторяешь, и каждый раз искренне.

Поплакала. На душе было больно, ничуть не меньше, чем день или два назад.

Вова гремел посудой, орудуя на кухне, явно желая разбудить полквартала. Неужели, запой закончился?

Вставать не хотелось. Я еще раз вспомнила, что со мной случилось в комнате с роялем и пришла вот к какому выводу. Это все Вовины шуточки. Это он так меня разыграл. Прикинулся пьяным, а сам как заговорит не своим голосом. Точно он, больше некому. Злая как дракон, я решила высказать ему все, что думаю. Даже села.

– Ха-ха-ха, – сказало подсознание, – А как он тебя в воздухе держал? Ты же висела как деловая колбаса и явно без посторонней помощи.

– Без понятной посторонней помощи, – уточнила я, всерьез испугавшись, что одна часть личности спорит с другой.

Как бы они не подрались.

Итак, Вова не виновен. Кто тогда там был? Песочный человек мне теперь казался полной глупостью.

Рояль был. Неважно как он просочился в это помещение, главное – ждать от инструмента такого изощренного коварства было нереально. Кроме того – рояли не умеют разговаривать.

Значит, рояль тоже не виновен.

По все видимости, я действительно сошла с ума. Или отравилась водкой. Или то и другое разом. Но если мне уже нечего терять, надо бы еще разок заглянуть к роялю в гости.

– Жрать будешь?

Вова явно не был похож на Песочного человека, но я уже научилась не доверять внешности и решила, что передо мной разновидность этого зла, умеющая прикидываться обыкновенным мирным говнарем. И мне ни разу не хотелось обнаружить его подле своей постели с мешком песка.

Доев яичницу с поджаристым беконом, я вспомнила, что Вова не колдун и даром левитации не обладает. Но он очень подозрительно выглядел. Как человек с неспокойной совестью и сломленной психикой. Громадный гривастый лев, тоскующий и беспомощный в своем желании забыться насовсем. Звери ведь никогда не станут заканчивать жизнь суицидом. А человек может. Например, опиться до смерти. Все-таки природа на нас отдохнула.

Булькнула водка, вливаясь в стакан. Звучание глотательных движений. Стук дна стакана о стол. Шипение выдыхаемого воздуха. Кашель. Рука вытирает влажный рот. Бульканье водки. Второй стакан выпит как вода в жаркий день. Пустые глаза уставились в потолок.

– Посуду помой, – изнеможение в Вовином голосе.

Ну и крепкое у него здоровье. Я даже смотреть на водку теперь не могу.

Жир на тарелках, противный, но легко смываемый пеной.

Кашель. Рука снова вытирает красный слюнявый рот.

– Эй, может, хватит уже? – мой намек был проигнорирован и запит водкой.

Темп был взят как на соревновании на рекорд книги Гиннеса.

Ясное дело, через полчаса Вова издал пару утробных звуков, рука жестикулировала по-дирижерски, голова моталась как привязанная, тело обмякло и сползло, но с табурета не упало. Вова вырубится. Но не по-настоящему. Будет вскакивать. Метаться. Ломать мебель. Осушать бутылку за бутылкой. А в промежутках бредить, разговаривая с Панком.