Хранитель времени

Мы только что закончили ужин в городском клубе, где собралось в тот вечер большое общество. Ужин был при свечах, клубные официанты, бесшумно двигаясь, наливали в бокалы вино и меняли тарелки; у дам, независимо от возраста, платья были с глубоким вырезом, отблеск свечей мерцал в нитках жемчуга и серьгах, придавая столу чинную парадность. Соседом моим по столу был общительный румяный джентльмен, оказавшийся владельцем местной газеты; он невероятно напоминал кого-то, давно знакомого по американским романам. Да и сам ужин, с театральным мерцанием свечей, тяжеловатой мебелью, оживленной английской речью и всей атмосферой американского города, достаточно молодого, чтобы выглядеть современным, и недостаточно крупного, чтобы избавиться от провинциальности, создавал ощущение, что я смотрю какой-то американский фильм, и все это проходит передо мной на экране. Самым странным было чувство, что я тоже участвую в этом фильме.

Человека с сигарой я приметила давно, да его и нельзя было не заметить даже в переполненном зале.

Огромный, широкоплечий, с большим красным лицом, он говорил так громко, что голос его перекрывал ровный застольный гул, подобно трубе в оркестре. Еще в самом начале вечера он порядком набрался, а к концу ужина его лицо, и без того пунцовое, приобрело свекольный оттенок.

Нас познакомили. Он назвал себя: это был Арчибальд Бастер, один из «деловых людей» города. Когда подали кофе, ко мне подошла его жена Джоан, немолодая, но очень моложавая и стройная дама с норковым шарфом на обнаженных плечах. Она пригласила меня поехать с ними после ужина и переночевать у них дома.

Было уже поздно, и я, сославшись на усталость, отказалась. Но Джоан настаивала.

— Зачем вам ехать в гостиницу? — сказала она низким протяжным голосом, щуря глаза. — Вы переночуете у нас, а завтра утром за вами заедут. Мне кажется, вам будет интересно увидеть настоящий старинный американский дом, — в нем жил еще дед моего мужа. Наш дом называется «Веселое утро», он всего в пятидесяти милях отсюда…

Она легко коснулась моей руки тонкими пальцами, очень холодными для такого теплого вечера. Неожиданно для самой себя я согласилась.

И вот сейчас я шла по выложенной камнем тропинке плохо освещенного парка, гадая, куда скрылся Арчибальд Бастер.

Внезапно он снова появился рядом. Впереди блеснул лоснящийся бок большой длинной машины, стоящей под деревом.

— Вы не успеете и глазом моргнуть, как мы уже будем дома, — сказал Бастер и обдал меня сильным запахом виски. — Знаете, как называется наш дом?

— Знаю, — сказала я, садясь в машину. — «Веселое утро». Очень милое название.

Бастер захлопнул дверцу, и машина рванулась в теплую, влажную, густо пересыпанную звездами ночь.

Свет фар выхватывал из мрака дорогу — тускло отблескивающий нескончаемый поток, несущий на себе четыре ряда мчащихся машин. Снопы света стлались, подобно дыму, над дорогой, упираясь в пылающие рубиновые огни идущих впереди машин, и сколько мы ни обгоняли их, перед нами продолжали багрово светиться другие огни, словно вся ночь была наполнена этими рубиновыми светляками, притягивающими взгляд с гипнотической силой.

Слева, за темной стеной деревьев, двигался встречный поток. По тревожному мощному гулу да по скользящему над листвой зареву можно было догадаться, что и там машины мчатся с такой же сумасшедшей быстротой. И опять мне показалось, что все это — чужая звездная ночь, летящие во мраке машины, сидящий за рулем подвыпивший человек с сигарой в зубах, — все это почти нереально, как сон или как всплывшая в памяти и вдруг увиденная наяву страница книги.

— Давайте поговорим о чем-нибудь веселом, — сказал Бастер, не выпуская изо рта сигары. — Только, пожалуйста, не пропагандируйте меня. У меня дома есть телевизор, и, кроме того, я каждый день слушаю радио. Так что с меня пропаганды хватает. Это я говорю вам на всякий случай.

— Вы в самом деле думаете, что я села к вам в машину специально, чтобы вас пропагандировать? — удивилась я.

— Вы, русские, странный народ. Вы не можете минуты прожить без политики. Я это отлично знаю.

— Из радиопередач, которые слушаете каждый день?

— Вот видите, вы уже начали меня пропагандировать! — сказал он запальчиво. — Что я говорил? Так вот, я вам лучше выложу сразу: я политикой не интересуюсь. Вы там как хотите, а я политикой не интересуюсь. Понятно?

— Понятно, — сказала я.

Несколько минут мы ехали молча. Бастер прибавил скорость, машина вышла в левый ряд и обогнала идущие рядом автомобили с такой легкостью, словно они стояли на месте.

— А в общем, все люди одинаковы, — неожиданно сказал Бастер. — Надо только немножко их поскрести, вроде бы снять верхний слой. И увидишь, что внутри они одинаковы. Каждый хочет иметь деньги, машину, свой дом, сбережения на старость. И еще оставить небольшой капитал детям. Вот и все. И вы не докажете мне, что это не так.