Хранитель времени

Однажды в переулках Малой Страны Милада повстречала трех советских девушек. Она разговорилась с ними. Особенно пришлась ей по душе самая младшая — румяная, ясноглазая блондинка, учительница английского языка в одной из школ Сталинграда. Звали ее Наташей. Что-то нежное и доверчивое было в ее светлых глазах, в быстрой и дружелюбной усмешке, в движениях тонких загорелых рук. Когда Милада увидела Наташу впервые, та сидела на скамье, сняв туфли с покрасневших, натертых ног, и блаженно шевелила розовыми пальцами. Увидев незнакомую пожилую даму, девушка смущенно улыбнулась и быстро натянула туфли. Через пять минут они разговаривали, как старые знакомые, а через полчаса Милада, забинтовав натертую ногу Наташи бинтом, который она вытащила из своей большой сумки, уже вела всех трех девушек по узкой улочке вверх, чтобы показать им Малую Страну.

Они расстались, договорившись встретиться наутро в старом замке близ Праги.

И вот сейчас Милада стояла на лестнице замка возле рыцаря в кольчуге и латах и ожидала своих молодых подруг.

Мимо бежали хорошенькие кудрявые польки, веселые, шумные, бурно жестикулирующие на ходу итальянки, молчаливые светлоглазые норвежцы в красных колпачках, застенчиво улыбающиеся вьетнамцы… Одни замечали седую женщину в темном костюме и арабских сандалиях на маленьких ногах, стоящую на лестнице возле средневекового рыцаря, другие вовсе не видели ее. Она была каплей в этом звонком потоке, камешком в веселой и шумной лавине.

Наконец она увидела трех советских подруг.

Рядом с ними шагал долговязый рыжий парень в светлом пиджаке, с длинной шеей и длинными, как грабли, руками. Чуть впереди, оборачивая к нему на ходу сияющее лицо, бежала стройная, как веточка, девушка с белокурыми волосами, стянутыми сзади в пучок. Милада с изумлением узнала в ней Иржинку, дочь хирурга из госпиталя в Таборе, давнего ее друга.

— Здоро́во, старина! — сказал рыжий парень по-английски и хлопнул рыцаря по металлическому животу.

Иржинка счастливо засмеялась.

«Американец, — подумала Милада. — И, очевидно, с Юга. Вот уж неистребимый акцент!»

Она хотела окликнуть Иржинку, но та прошла мимо нее, не замечая, продолжая сиять улыбкой, и Милада безошибочным женским чутьем поняла, что Иржинка не видит сейчас никого на свете, кроме этого рыжего парня в пиджаке с явно короткими для него рукавами.

Маленькая Наташа бросилась к Миладе.

— Как я рада! — кричала она, держа руку Милады в своих горячих, сухих ладошках. — Вы пришли! Вы пойдете теперь вместе с нами, конечно? У нас очень хороший гид, он покажет нам весь замок…

— Послушайте… — сказала Милада. — Давайте уж лучше я сама поведу вас вместо гида. Я знаю здесь каждый угол.

И она повела их по бесконечным залам старого шварценберговского замка.

Они прошли через величавую, как костел, столовую, где блистал драгоценным сервизом стол, накрытый на семьдесят две персоны для последнего обеда Шварценбергов, на который так и не довелось прийти гостям.

Одна за другой открывались перед ними мозаичные двери, и Милада показывала своим спутникам деревянную резьбу, сделанную руками чешских искусников, итальянские витражи, мейсенский фарфор, английский фаянс, коринфский мрамор, полотна старых мастеров, люстры, похожие на цветы, — все те сокровища, которые из поколения в поколение собирали владельцы замка и которые сейчас принадлежали народу ее родины.

Постепенно к их маленькой группе присоединялись юноши и девушки из других делегаций. Откуда-то взялись французы, шведы, белозубые аргентинцы, бесшумно двигающиеся индианки в сари… Теперь Милада объясняла по-русски и по-чешски, по-английски и по-итальянски, переводила с итальянского французам, а когда к ним застенчиво приблизилась худенькая черноволосая девушка из Ирака с глубокой вмятиной от пендинской язвы на щеке, Милада, к изумлению своих спутников, заговорила с ней по-арабски.

В одном из залов к ним навстречу вышел высокий старик в черном костюме и белоснежной рубашке, с гвардейской выправкой: последний управляющий замком Шварценбергов. Сейчас он был хранителем музея.

Высоко держа голову на жилистой шее, старик повел их дальше. Он шагал, как журавль, с трудом переставляя подагрические ноги, а в сверкающем паркете, точно в озере, плыло его отражение.

— Эти сокровища, — сказал старик и, театрально взмахнув узловатой рукой, показал на развешанные по стенам гобелены. — Эти сокровища искусства оценены в двенадцать миллионов золотых крон!

— Риали? — переспросил с уважением рыжий американец. — В самом деле?

— Да, в точности двенадцать миллионов! — торжествующе повторил хранитель и тряхнул седой гривой, как лев.

Милада давно заметила, что советские ее приятельницы с восхищением осматривают музей, но то, что замок Шварценбергов принадлежит сейчас народу, воспринимают очень привычно, как нечто знакомое с детства. Только рыжий американский парень нет-нет да и спрашивал, сколько может стоит скульптура, бронза, картины старых мастеров, и с каждой минутой лицо его становилось все серьезней и задумчивей.