Хранитель времени

— Вот комары проклятущие! — пробормотал в темноте Котенко, почесываясь, и чиркнул спичкой.

Свет спички на секунду озарил влажный глянец поздних вишен. Они висели «сережками», пригибая своей тяжестью маленькие ветки. Молодое вишневое деревце с девичьи тонким стволом смутно виднелось в темноте.

— Смотри пожалуйста! — удивился Котенко. — Как будто вчера этот садок насадили, и — на тебе! — уже вишни… До чего же быстро время бежит, честное слово!

Я молча стояла у крыльца. В ведре, изредка вспыхивая, тлел бурьян, — его жгли, чтобы отгонять комаров. Откуда-то из темноты появились Анечка и Марта Андреевна; не сказав нам ни слова, они прошли в дом. Над степью послышался басистый гудок парохода. Возле моего лица жалобно зазвенел комар. «Поехал казак на чужбину далече…» — запел под нос шофер и пошел в дом. Вслед за ним исчез и Котенко. Я села на скамейку возле тлеющего бурьяна. Глаза мои слипались, есть хотелось так, как, кажется, никогда в жизни.

— Вот тебе и Кузя! — пробормотала я.

— Идите сюда! — закричал из дома Котенко. — Вас комары до смерти заедят.

Ничего не ответив, я полезла в машину и легла на пахнущее пылью сиденье, сунув под голову книгу. Но Котенко не дал мне уснуть.

— Где же вы? — кричал он на весь двор, высунувшись в окно по пояс. Лампа освещала его веселое полное лицо, добрый курносый нос. — Здесь комары хуже собак, я ж вам говорю…

Тихонько ругаясь, я вылезла из машины и нехотя пошла в дом.

Клетчатая скатерть была снята, на светлой клеенке стояла громадная миска, полная раков. Рядом возвышалось блюдо с помидорами, банка сметаны, видно, только что вынутая из погреба, и запотевшие бутылки пива.

— Раки с Дона… — умиленно пробормотал шофер, не сводя восторженных глаз с миски. — Мировая еда…

— Я, наверно, с ума сойду от этих комаров — плачущим голосом сказала Анечка. — Нет, видно, никогда мне не привыкнуть к здешнему климату!

Марта Андреевна, сохраняя все то же равнодушное выражение лица, положила на стол небольшую, изрезанную жилками дыню. Дочь покосилась на нее, и старуха молча положила вторую дыню, покрупней.

На матраце в углу была уже приготовлена блещущая свежестью постель; рядом на столике лежало аккуратно свернутое чистое полотенце и кусочек мыла «Красная Москва». Это заботливо положенное мыло, с которого еще не была снята обертка, повергло меня в полное смущение. Я вспомнила, какими неприветливыми показались мне хозяева, когда я сидела в темноте у крыльца, и засмущалась еще больше.

— Вы будете спать здесь, — сказала мне Анечка все тем же недовольным тоном и показала на постель. — А Котенко с Иваном Кондратьевичем как хотят: или на сеновале, или у мамы в комнате, а она ляжет в столовой.

— Не знаю… — Котенко сладко зевнул. — А на сеновале комаров нет?

— Ложитесь лучше у меня, — сказала старуха таким жестяным голосом, как будто кружка ударилась о кружку. — А я в столовой себе раскладушку поставлю, как тот раз.

— Нет, пожалуй, мы на сеновале ляжем… Да, Иван Кондратьевич? Я ж вам говорил, что они без гостей жить не могут! — Котенко лукаво подмигнул мне.

— Вчера ночевал инженер с гидростроя, — сказала Марта Андреевна задумчиво. — Проездом. Ничего за ужином не ел, только дыньку попробовал. У него плывун оказался на участке. Какой у человека может быть аппетит при плывуне?

Дочь, подперев кулачком розовую щеку, рассеянно смотрела на свет лампы.

— Научная сотрудница из Москвы неделю у нас жила, — неожиданно сказала она и придвинула мне тарелку. — Ботаник по специальности. Очень милая, знаете! Изучала степную флору и ее изменения после постройки канала. Двое ребят у нее в Москве, Николушка и Петька. Так интересно о флоре рассказывала, прямо заслушаешься…

— Да, всякие люди приезжают! — вздохнула Марта Андреевна и тоже, как дочка, подперла рукой подбородок. — На прошлой неделе женщина-врач из Сталинграда у нас две ночи ночевала. Знаменитый хирург. Можете себе представить, такие выражения у этого знаменитого хирурга, что уши вянут! «Я, говорит, люблю пользоваться русским языком во всем его многообразии». А по виду вполне серьезная женщина, в очках, даже волосы седые…

— Узнаю Раису Семеновну! — сказал Котенко, захохотав, и взял рака за хвост.

Каждый из нас уже съел добрый десяток раков, когда вдоль окон метнулся белый свет фар. С грохотом покатилось по ступенькам пустое ведро, кто-то негромко чертыхнулся, дверь распахнулась настежь.

— Приехал ваш Кузя… — пробормотала Анечка. — Радуйтесь.

В дверях стоял плечистый человек в голубой рубашке с короткими рукавами и в полотняных, изрядно измятых брюках. Лицо и руки его были почти черными от степного загара. Щеки, видимо выбритые утром, сейчас уже покрылись густой щетинкой, под глазом вздулся волдырь от комариного укуса; этот расцарапанный волдырь, похожий на синяк, придавал ему вид драчуна. Живые карие глаза в мохнатых ресницах весело блестели.

— Дивное зрелище! — закричал он с порога. — Гости есть, раки есть, пиво есть… Общее здрасьте, как говорят в Ростове! Немножко запоздал, извините…

— Где тебя носило, Кузя? — спросил Котенко, обсасывая рачью клешню. — Я ж просил диспетчера, чтоб ты позвонил…