Хранитель времени

— Порядок… — пробормотал шофер упавшим голосом.

— Ничего! — сказал неунывающий Котенко. — Поужинаем у Кузи. Хозяева будут очень рады. Там всегда кто-нибудь ужинает. Для них это первое удовольствие.

— Неудобно все же! — сказала я неуверенно. — Ввалятся ночью трое человек, надо нас кормить, укладывать спать… Чего ради?

— Как это — чего ради? — закричал Котенко, залезая в машину. — Я ж вам сказал: они без гостей жить не могут. Поговорить с приезжим человеком — это для Кузи лучший отдых. Если у них три дня никого нет, они прямо больные делаются…

Пока мы пререкались, шофер уже свернул с шоссе, и машина покатила по мягкой, пыльной дороге. Запахло укропом и помидорной ботвой. Было душно, ночь не приносила прохлады, и лишь слабый, летящий с канала ветерок веял чуть уловимой свежестью.

Не замедляя хода, машина въехала в широкие ворота и остановилась у домика с обвитой виноградом терраской. В окнах горел свет.

— Никто не спит, — сказал Котенко и с удовольствием закряхтел, разминая затекшие ноги. — Полный порядок, я ж вам говорил…

Мы вошли в белые сенички, блещущие санаторной чистотой. В большой комнате спиною к нам стояла высокая, осанистая старуха и мыла посуду.

— Марта Андреевна! — весело закричал Котенко с порога. — Привет! Давненько не видались…

— Здравствуйте, — сказала старуха, не поворачивая головы, и так стукнула кастрюлей по столу, что дерево загудело.

— Анечка дома? — спросил Котенко, входя в комнату.

— Дома, — ответила старуха, не обращая на нас никакого внимания.

В соседней комнате на кровати полулежала молодая женщина, прикрытая простыней. Сонное, розовое лицо ее было недовольным. Она рассеянно посмотрела в нашу сторону и зевнула.

— Здрасьте, Анечка! — сказал неунывающий Котенко. — Как живете, караси, ничего себе, мерси? Вставайте, гости приехали! А где Кузя?

— Сами ищите вашего Кузю, — сказала женщина и отвернулась. — Разве я знаю, где он? — Она помолчала. — Вчера был выходной, поехали с ним купаться на канал, — сказала она сердито. — Собрались наконец вместе, за все лето первый раз. Спустились на машине к самому берегу, только расположились, он вдруг глазами замигал и говорит: «Ты, Анечка, окунись, а я на минутку слетаю на участок, кое-что проверю. На одну минуточку!» Сел в машину и пропал! Я четыре часа сидела на солнце, как идиотка, чуть не сгорела, вся кожа болит. Солнце степное какое-то сумасшедшее, прямо сжигает человека. Разве привыкнешь к такому солнцу после Прибалтики?

Анечка села на постели и спустила босые ноги. Она была в ситцевом сарафане; полные, круглые ее плечики позолотил загар.

— Знакомьтесь! — Котенко сделал широкий жест. — Анна Ивановна, хозяйка дома сего.

Анечка сунула ноги в красные туфли и встала. Кожа на лице ее была светлая и тонкая, как у северянки; даже безжалостное степное солнце ничего не могло с ней поделать. Котенко прошел к телефону, стоящему на столике у постели, и снял трубку.

— Со вчерашнего дня его не видела, — пробормотала Анечка и посторонилась, чтобы Котенко было удобней говорить. — Ушел утром, я еще спала. Вместо завтрака одну простоквашу съел. — Она подняла руки и поправила легкие, рассыпающиеся волосы. — Надоела мне эта жизнь сумасшедшая, честное слово! — сказала она с сердцем.

— Дайте шестьдесят первый, — сказал Котенко, не слушая. — Что, Кузьмы Федоровича нет? Ага. Ну, я позвоню. Дайте Корнеева. Здравствуйте, Илья Севастьяныч, это инженер Котенко. Что, не у вас Кузьма Федорович? На участке? Ну, простите. Нет, завтра в Новосоленовск улетаю, оборудование проверять. Зайду обязательно. Дайте пятый. Диспетчер? Вы не знаете, где Кузьма Федорович? Разыщите его, пожалуйста, будьте такой добренький! Пусть позвонит. Да, да, на квартиру…

— Вот так шестой год с ним мучаюсь, — сказала Анечка горько и вышла из спальни.

Старуха в столовой перетерла посуду, поставила в шкаф и тоже куда-то ушла.

Яркая лампочка под оранжевым абажуром освещала стол, покрытый клетчатой скатертью, белые, вымытые до глянца табуретки, заменяющие стулья, и в углу пружинный матрац на деревянных козелках, застланный вышитым покрывалом. Никому в доме не было до нас дела, никто не обращал на нас внимания. Я растерянно посмотрела на Котенко. Он не заметил моего взгляда.

— Иван Кондратьич! — закричал он шоферу, высунувшись в окно. — Закрывайте машину, идите в комнату!

— Я думаю, мы прекрасно можем переночевать в машине, — мрачно сказала я, но Котенко ничего не ответил.

Хозяева не возвращались. Было слышно, как шофер возится во дворе возле машины, мурлыча тихонько: «Поехал казак на чужбину далече на борзом своем, вороном он коне…» Котенко пошел во двор. Я побрела за ним.

Степная ночь была полна певучего гула. Вдалеке мерно ухала какая-то машина; встревоженно, словно со сна, запыхтел паровоз; где-то ворчал грузовик; послышался высокий, прерывистый свист, словно из котла выпускали пар, а за ним снова ровное вздыхающее уханье каких-то машин… И, заглушая все эти могучие, но далекие шумы, рядом в траве изо всех сил стрекотали кузнечики, словно радовались теплу ночи, красоте звездного неба, горьковатому, пыльному степному благоуханью.