Хранители могил

Всю церемонию похорон Дайша стояла за деревом. Она сменила одежду, украв черный балахон с капюшоном и джинсы. Все это она нашла в доме женщины, которая рано утром вышла, чтобы вынести мусор. Женщина заметила Дайшу и спросила, что та делает на улице в такую рань. Дайша соврала ей про поссорившихся родителей, из-за чего ей пришлось уйти из дому. Попросила поесть. Женщина повела ее к себе в дом… Когда Дайша закончила есть, женщина уже была не в состоянии подняться, но ее сердце еще билось. И почти вся кожа на ее теле оставалась нетронутой… При мысли о коже и крови желудок Дайши заурчал. Нельзя сказать, чтобы ей нравилось то или другое, но когда голодаешь, выбирать не приходится.

На сытый желудок лучше думалось. А это было важно. Голод плохо действовал на Дайшу. Ей было труднее сосредоточиться. И еще у нее возникало чувство, будто ее тело уменьшается. Что-то наваливалось на нее и принималось тащить и толкать сразу во все стороны. Больше всего Дайша боялась, что распадется на кусочки или растает, как дым на ветру.

Потом она пришла на кладбище и смотрела, как гроб с Мэйлин опустили в землю. Казалось бы, если тебя убили и похоронили, ты уже не выберешься наружу. Но она почему-то выбралась.

Можно было и не прятаться. Все равно никто ее не замечал. А не прийти сюда она не могла. Когда она услышала колокольчик, ее тело само потянулось к месту, где она встретилась с Мэйлин. Почему она не может управлять своим телом? Почему ничего не помнит? Почему ей постоянно хочется есть? Жизнь вокруг стала какой-то… неправильной. А Дайше хотелось знать ответы. Ей не хотелось прятаться. И главное — хотелось, чтобы все снова стало правильным. Одна лишь Мэйлин ее поняла. Но Мэйлин больше нет.

А может, она тоже проснется и вылезет наружу?

Дайша уцепилась за эту мысль. Она стояла и ждала, но из земли никто не вылезал. Дайше стало одиноко. В ее настоящейжизни ей тоже часто бывало одиноко. Она не помнила, как и когда проснулась, как вылезла наружу. Но она проснулась и вылезла. Это Дайша помнила.

Она прислонилась головой к дереву.

Сердитая женщина — та, что никак не хотела уходить от могилы, — продолжала выкрикивать ругательства. Гробовщик несколько раз сердито посмотрел на нее. А еще Дайша заметила, что постоянно смотрит на другую женщину, которая теперь поселилась в доме Мэйлин.

Странно. Эта женщина стала светиться. Она светилась совсем, как Мэйлин. Лунным светом… Да, свет. Это он привел Дайшу к Мэйлин. Она увидела свет и пошла на него, пока не оказалась на кладбище… А новая женщина начала светиться, когда побрызгала из фляжки на землю. Сначала руки, потом и все тело.

Дайше снова захотелось есть. Но попросить было не у кого. У людей, пришедших на кладбище, еды с собой не было. У Гробовщика тоже. И сердитая женщина явно не носила с собой еду.

Дайшу начало трясти от голода. Перед глазами все поплыло, и она поспешила прочь с кладбища. Туда, где можно найти еду.

14

Дочери вели Сисси к машине. Лиз обнимала ее, но вовсе не для утешения. Это была защитная мера в плане «мама-не-начинай-нового-спектакля». Сисси не противилась, лишь пока они находились на виду. Возле машины она немедленно сбросила руку дочери.

Лиз не обиделась. Она не любила похороны, поскольку каждая церемония превращалась (заботами Сисси) в своеобразный упрек дочерям: они недостаточно хороши, они не избраны, ни одна из них не является Хранительницей Могил.

По правде говоря, Лиз и не жаждала становиться Хранительницей. Она знала об этой миссии, о договоре, обязанностях. Все это вызывало в ней прямо противоположное желание. Мать с сестрой всячески подчеркивали, будто им плюнули в душу, однако Лиз не хотела ухлопать годы жизни на возню с покойниками. Правда, она научилась об этом помалкивать и хитрила, говоря то, что Сисси желала услышать. Кому приятно почти в тридцать лет получать от матери пощечины? На самом же деле Лиз мечтала о том же, что и большинство женщин Клейсвилла: встретить хорошего мужчину, который согласится встать в очередь на право обзаведения ребенком.

В число возможных кандидатов входил и Байрон. Лиз не раз представляла его в постели с собой.

Она не удержалась и бросила на Байрона еще один взгляд. Где там! По уши влюблен в Ребекку. Ничего удивительного: Гробовщиков всегда тянуло к Хранительницам. Насколько Лиз помнила, ее бабушка и отец Байрона тоже «неровно дышали» друг к другу. Подобное притягивает подобное. Лиз тряхнула головой. Казалось бы, грешно так думать о собственной бабушке, чье тело еще не успело остыть в могиле. А уж мечтать на похоронах о том, чтобы затащить Байрона в постель… Ну, не может она выжимать из себя слезы по Мэйлин, если их нет. Лиз снова повернула голову в сторону Байрона.

— Посмотри-ка на него, — шепнула ей Тереза. — Так и приклеился глазами к этой. Я бы мигом его отвадила, будь я… ты знаешь кем.

Лиз кивнула, подумав, что ни в коем случае не стала бы отваживать Байрона.

— Не каждая Хранительница Могил должна выходить замуж за Гробовщика, — напомнила она сестре. — Наша бабушка этого не сделала. И тебя никто не заставил бы… быть с ним.