Когда я осматривал полупустой дом Зака, мне в голову пришла мысль: шаманы и целители в индейской культуре получали вознаграждение за свои услуги, но оно было, скорее, нематериальным. Я бы не хотел жить в его ветхой лачуге в условиях здешней зимы. Во дворе лежали груды автомобильного металлолома. По лужайке бродили куры под зорким оком лежавших в тени котов. Летняя трава выросла высокой, и в образе ее было что-то очень дикое.
Мы стояли молча у костра, огонь которого согревал камни для предстоящей парной церемонии. Интересно, отличается ли эта церемония у племени лакота от других? До сих пор я не присутствовал на двух одинаковых церемониях. Все они были уникальны и неповторимы.
Зак впустил нас в парную. Первый заход. Шорти закидывал внутрь кроваво-красные, дышащие жаром камни. Дверцу закрыли. Старик прочистил горло и начал произносить молитвы и петь на языке лакота. Мы сидели в темноте, слушая свое дыхание и пение птиц. Зак поливал камни водой, и в ответ они дышали на нас раскаленным паром. Я не знал, нужно ли и можно ли что-то говорить. Возможно, сначала нужно было дать выговориться камням.
Наконец, Зак заговорил. Шорти переводил его слова для нас. «Старый вождь, которого мы давно не видели, пришел, чтобы пройти с вами до конца, — начал Зак. — Не бойтесь. Не сходите с дороги, и тогда дойдете до цели. Вам предстоит пройти через многие тернии, но оставайтесь сосредоточенными. Не бойтесь грома, ибо он с вами. Вы увидите то, во что никогда бы не поверили. Я это знаю. Ночью я прихожу в обличье койота».
Старик говорил медленно и свободно, а в словах его звучали величие и уверенность. Мы курили трубку и вместе купались в лучах рассветного солнца. Эта церемония оказалась самой скоротечной, но при этом самой фундаментальной и значительной из всех, на которых я присутствовал.
Затем в парную вошли женщины нашей группы. Они там провели времени не больше, чем мы. В лагерь мы вернулись молча, не проронив ни слова. Утро казалось нам красивым и чистым, как никогда. Взявшись за руки, все участники шествия встали в круг и молились за этих людей и их землю. Женщины пережили то же, что и мы. В них красноречивые в своей простоте слова Зака вызвали не меньший благоговейный трепет.
Вообще, вожди прошлого были известны как раз своим даром внушать в людей уверенность и вдохновение. Зак полностью соответствовал этой роли. Теперь происходило что-то действительно новое — духовный обмен между культурами. И мы гордились, что стали непосредственными участниками этого процесса.
Шорти решил показать нам страну лакота. Он говорил о традициях своего племени, особенно о Солнечном танце:
— Разница между нашей религией и христианством лишь в том, что мы общаемся напрямую с Великим Духом, в то время как христиане обращаются к нему через Христа. В основе же своей религии похожи. Мы тоже верим в страдание, хотя христиане позволяют Христу страдать за себя, а мы стремимся своим страданием освободить от него других.
Они не смогли бы построить крест, большой настолько, чтобы его хватило на каждого из нас. Но у нас есть Солнечный танец, во время которого мы пронзаем свое тело костью или деревянным колышком и привязываем себя ремнем к шесту. Мы готовимся к этому событию в течение всего года, каждый месяц соблюдаем двухдневный пост. А во время танца мы соблюдаем строгий пост в течение восьми дней. На восьмой день мы проливаем свою кровь.
Вокруг главного шеста стоят двадцать восемь других, образуя круг. Каждый из них символизирует лекарственное снадобье, или компонент, необходимый нам для жизни. Мы называем снадобьем все, что нам нужно, чтобы жить. У нас для всего есть символы. Синий цвет, например, олицетворяет небо и всех летающих тварей, а также воду и всех тварей плавающих. Фиолетовый символизирует насекомых — они тоже важны — ну и так далее.
Он показал нам два лекарственных растения, растущие у дороги: корень горечавки они используют от кашля, а черемуху — для смягчения ощущения жажды. Он сказал, что это знание теперь редко передают из уст в уста, молодежь интересуется совсем другими вещами.
Шорти сокрушался:
— Фермер, которому нужно было убрать много сена, пришел на стройку и попросил помочь ему. Но никто из молодежи не согласился — правительство платит им деньги и так. Когда я был молод, нужно было еще суметь найти работу...
Постепенно я начал понимать, что благополучие зиждется, скорее, на правильных рабочих программах, чем на простом благосостоянии, особенно если люди в состоянии работать. Наличие работы развивает ответственность и оставляет меньше времени для битья баклуш и пьянства, а последнее — бич всех резерваций, особенно когда люди получают от государства очередной чек.