Хранители откровений. Странствия во имя коренных американцев и Земли

Спустя несколько лет — тогда мне довелось сопровождать группу молодых еще людей в Северную Каролину — духовная значимость Тропы Слез была оценена по достоинству. Мы разбили лагерь на берегу реки Нантахала, где раньше располагалась деревушка чероки. Молодежь спала — или притворялась, что спит. Я курил трубку, как учил меня Медвежье Сердце, лежа на земле, и смотрел на луну, на ее братьев и сестер в небе, на целые народы звезд, ярко сияющих в темной глубине космоса. Они казались ярче обычного.

Для большинства индейцев с Юго-Востока Млечный Путь был священным потоком, по которому однажды на Землю спустились на каноэ Существа Света из Вышнего Мира. Эти существа дали людям много священных учений. Этой ночью легенда казалась мне более чем реальной.

Постепенно в небе возник полупрозрачный луч света, огибающий землю. Он растянулся на многие мили и, казалось, достиг Оклахомы. В этом голубоватом коридоре я различал фигуры людей. Они были похожи на индейцев древности. На них была пестрая одежда, вязаные пояса, а головы покрывали чалмы, украшенные рябиновыми ветвями. Все это дополнялось изящным и сложным бисерным плетением и орнаментами на рукавах и груди. Коренные люди Америки совершали паломничество по Тропе Слез, но шли они совсем не на запад — они шли на восток! Шли в обратном направлении.

Они покинули свои костры, чтобы прийти и помочь людям залечить былые раны и пробудить ото сна. Они возвращались домой.

Часть IV Родина Глава 17 Горы Иллинойса

— Безумие какое-то! — сказал я, проснувшись. Но образы сна все еще сидели в моей голове: во сне я путешествовал по Иллинойсу — месту, в котором я родился и вырос, и после этого не был почти тридцать пять лет. Иллинойс — красивый край. Лето здесь проявляется во всей красе, пробуждая все соки жизни. Странно, но во сне я видел горы — высокие горы там, где земля славилась своими прериями...

Сон еще долго держал меня. Он приснился мне в период важных перемен в жизни. Я был на грани потери работы. Финансирование журнала «Дикая жизнь Флориды», в котором я работал, было прекращено после пятидесяти шести лет публикаций. Сначала эти перемены, а теперь еще и горы в Иллинойсе!

Я раскрыл карту Иллинойса, и некоторые точки на ней сразу бросились мне в глаза, пробуждая весьма эмоциональные воспоминания. Одно место моей юности я хорошо помнил и сейчас — небольшой лоскут прерии, сохранившийся недалеко от моего дома в Арлингтоне, Чикаго. Мы называли небольшой луг, по пояс заросший травой и дикими цветами, просто — «поле». Поле это было открыто и мы нигде не видели знаков или ограждений, запрещающих заходить туда. И мы понятия не имели, кому оно принадлежит. Во многом это поле было нашим, принадлежало всем детям этих мест. Мы знали его лучше, чем кто-либо еще.

Там мы играли в прятки, гонялись за кроликами и жаворонками, собирали клубнику, а по вечерам, затаив дыхание, любовались светлячками — тем, что Эдвин Уэйл Тил назвал однажды «танцем крылатых фонариков». Это поле было местом свершения чудес, местом утешения, здесь детская душа, переполненная необузданной жизненной силой, обретала полную свободу.

Однажды поле горело. Говорили, что виной тому были дети, игравшие со спичками. К моменту, когда прибыли пожарные, поле выгорело почти полностью. Глядя на гигантское черное пятно, мы не были уверены, что наш рай не будет потерян. Но на следующий год поле зацвело опять, причем сильнее обычного. Тогда я впервые узнал огонь с другой, созидательной стороны.

Мы построили крепость в старом толстокожем дубе, возвышавшемся посреди нашей прерии. Многие забирались под крону и могли наблюдать границы своего укромного мира. Мальчишки и девочки раскачивались вместе с ветвями на ветру и чувствовали, как под корой дерева текут соки жизни, и могли наблюдать, как пульс его замедлялся по осени и учащался весной. Мы видели, как дерево кровоточит, когда в его живую плоть вбивали гвозди. Мы много думали о том, как построить крепость и обойтись при этом без гвоздей, экспериментировали с веревками, но случай все изменил. Один мальчишка свалился с дерева и разбил себе голову. Тогда взрослые организовали нечто вроде экологического суда Линча и срубили старый дуб, оставив на земле голый безжизненный ствол.

Этот дуб десятилетиями возвышался над прерией, пережил тьму пожаров и ураганов, но оказался бессильным перед бензопилой. Мы долго оплакивали эту утрату.

С годами поле становилось все меньше — с востока его подпирали новостройки. Другие поля в этих местах полностью исчезли. Вскоре лишь крохотная часть бесхозной земли отделяла наш город от остальных.

В 1968 году, когда мне было одиннадцать, отец получил работу во Флориде. Уезжая, я попрощался с останками поля. Оно успело стать моим близким другом, ежедневным спутником — и вот настало время потерять его.