– Пожалуй, нет… – ответил Ганимед. – Мы возьмем извозчика. – Передайте панам Каминским нашу с Агнешкой огромную благодарность.
О том, какие именно неприятности ожидают его, Ганимед догадался сразу же как только они вошли в лавку к портному.
– Пани Агнешка Ковальская, ох, простите, пани Моро! Давно вы у меня не были! Рад, что нашли время проведать старика!
Чтобы знать как вести себя с хозяином лавки, Пандора была вынуждена подсмотреть его мысли. Оказалось, что Агнешка была здесь не только частой, но и любимой посетительницей. Симон, так звали портного, знал ее с детства и относился к ней очень тепло.
– Симон, я тоже очень рада! – тепло произнесла лже-Агнешка.
– Слышал о вашем… хм… злосчастном приключении, и потому отобрал кое-что, что можно будет быстро подогнать по твоему размеру…, – Симон провел их в соседнюю комнату. Там находились штук двадцать туник, одетых на конструкции в виде креста, выполнявших функцию манекенов.
– Какое будешь мерить?
– Я буду мерить все! – заявила Пандора, с улыбкой глядя на Ганимеда.
– Тогда позволь мне перефразировать мой вопрос, – улыбнулся старик, – какое ты будешь мерить первым?
– Это! – Пандора указала на зеленое шелковое платье с золотистой вышивкой.
– Хороший выбор. Сейчас пришлю Еву и Зою.
– А зачем аж двоих? – не поняла лже-Агнешка.
– Пока Ева будет снимать платья с витрины, Зоя поможет тебе с шнуровкой …, – объяснил портной.
– Еву зовите, а Зою не надо! Мой муж будет мне помогать, да, любимый? – и ее голос при этом был такой нежный, нежный.
– Я бы лучше в другой комнате подождал, чая бы попил, – попытался отказаться блондин.
– Ох! Ты же это несерьезно сказал? – у лже-Агнешки задрожали губы, а на глазах навернулись слезы, – а то получается, что ты уже не любишь меня, так как раньше! А мы еще и года не женаты!
Симон, по неволе ставший свидетелем этой сцены, сочувственно смотрел на лже-Агнешку.
– Симон, ты же помнишь, что раньше он никогда не упускал случая помочь мне с платьями! – Пандора знала это из его же воспоминаний.
– Кхе-кхе, помню, Агнешка, извините пан Себастьян…
– Ну, Зоя, она же более опытная с шнуровкой и платьями…
– Не прибедняйся! Ты прекрасно справишься!
– Ну, не буду мешать, когда понадоблюсь – позовете, я в соседней комнате, – потому как быстро он исчез, и как тщательно закрыл за собой дверь, было видно, что старик был рад ретироваться.
– Ора, если это месть, то это очень…, – он замялся, подбирая слова.
– изощренно…, – охотно подсказала она.
– Неприлично! Я бы даже сказал… бесстыдно, ты не находишь?
– О! Что ты! Я никакого бесстыдства не вижу! Я не планирую ходить перед тобой полностью обнаженной. А белье…ну, я так и быть для тебя превращу в купальник. Так что ничего такого, чего бы ты до сих пор не видел – ты не увидишь. И не надейся, приставать к тебе я тоже не буду, мы будем не одни, помнишь? – ядовито поддела она его.
В дверь постучали. – Войдите, – пригласила Пандора. Девушка зашла, вежливо поклонилась, поприветствовав покупателей, и направилась к платью с золотистой вышивкой.
– Ты же могла и от второй девушки отказаться! – телепатировал он ей, стараясь не смотреть на приступившую к раздеванию богиню, – тебе же вообще мерить платья не обязательно! Изучила бы фасоны! И накинула бы нужную иллюзию…
– Ой, и как это я об этом не подумала, – саркастически посетовала злая богиня. – Ах, да, тогда бы я лишила себя удовольствия видеть тебя в бешенстве! – она ехидно улыбнулась ему.
– Спасибо, Ева! – улыбнулась Пандора девушке, которая принесла ей платье для примерки.
Платье, которое ей принесли, как и все платья раннего средневековья представляло из себя – глухую, цельнокроенную тунику. Хотя, иногда туник было две: нижняя, обычно из льна белого цвета и верхняя, которая могла быть как из льна, так и из шелка. Овальные боковые разрезы на платьях шнуровались лентами для облегания груди и талии. Так как социальный статус женщины в этот период определялся по количеству складок у юбки, то дороговизна наряда определялась, прежде всего, по количеству и качеству затраченной ткани, а уже потом по отделке и вычурности пояса.
Пандора не стала принуждать хмурого блондина помогать ей ни с одеванием, ни с раздеванием. Однако, ленты ему все-таки пришлось зашнуровывать и расшнуровывать. Но даже эти нехитрые, и весьма далекие от неприличия, а тем более бесстыдства действия, он проделывал с видом идущего на виселицу. Но именно этот нахохлено-заунывный вид блондинистого ханжи был тем волшебным снадобьем, которое бальзамом лилось на ее уязвленное самолюбие. А были еще его чувства и эмоции весьма взрывоопасного наполнения. Тогда в карете, когда он попросил ее не провоцировать его, она не поняла до конца, что он имеет в виду. Сейчас же она четко понимала, что он имел в виду, и не могла не восхититься его самоконтролем. И, тем не менее, странным образом, чем кислее и горше было ему, тем слаще была на вкус ее маленькая месть. Она бы с радостью растянула это удовольствие для себя, и пытку для него на весь день, но времени было в обрез, поэтому ей пришлось ограничиться примеркой только четырех платьев.