Хранительница его сокровищ (СИ)

Но, конечно, масштаб бедствия поражал и впечатлял. Посидеть на куче золота? Да легко! Порыться в жемчужинах, засунуть руки по локоть? Вот прямо сейчас, только чтоб кто-нибудь крышку подержал, а то придавит, без головы можно остаться. Восторг музейшика — такие предметы!

Пока Лизавета рассматривала содержимое сундуков, Фалько у входа отдавал кому-то распоряжения. Кажется о том, чтоб её, Лизавету, пускали сюда без ограничений.

А потом послышались торопливые шаги, и кто-то запыхавшийся ввалился внутрь.

— Ваша милость, я здесь.

— Господин Дионисио, рад вас видеть. Как себя чувствует ваш отец?

— Пришёл в себя, но не может вымолвить ни слова, ваша милость, — вздохнул вошедший.

Лизавета выбралась из-за сундуков и подошла к мужчинам. Господин Дионисио оказался высоким и тощим, наверное, чтобы войти сюда, ему приходится нагибаться. На вид лет тридцати. Его одежда была предусмотрительно темной и немаркой, даже манжеты сорочки не торчали. Он прижимал к себе большую толстую книжищу.

— Я надеюсь, вы сможете нам всё рассказать ничуть не хуже вашего отца. Кстати, кого из лекарей пригласили к нему?

— Его лечит господин Террано из Ордена Сияния, — с поклоном произнёс хранитель. — Конечно, я расскажу. О чём ваша милость хочет узнать?

— Сколько и чего у меня есть, — рассмеялся Фалько.

— О, много, ваша милость может не беспокоиться. За время правления его милости Гульэльмо общее количество ценностей практически не изменилось. Отсюда почти ничего не брали, но почти ничего и не добавляли. Его милость Гульэльмо говорил, что наша задача — копить, а не тратить.

— Очень мило, конечно, но есть ли у вас сведения о том, чем я владею? Сколько ценных предметов здесь содержится и каковы они? У госпожи Элизабетты возникло очень много вопросов, я все даже в голове не удержу, — улыбнулся Фалько.

Хранитель глянул на Лизавету остро и недоверчиво. Ну вот, опять, притащил господин герцог какую-то чужеземку, которая спит и видит, как бы всем тут напакостить.

— Господин Дионисио, — Лизавета попробовала смягчить накал и улыбнуться, — скажите, это список всего, что есть в сокровищнице? — и кивнула на книгу.

— Да, ваша милость, — кротко ответил тот, но глядел недобро.

— Могу я взглянуть?

— Пожалуйста, — подал с поклоном и с торжеством во взгляде.

Наверное, там без бутыли не разберёшь. Лизавета взяла тяжёлую книгу и раскрыла в первом попавшемся месте. О да. То есть, какая прелесть…

В эту книгу поколения хранителей писали всё подряд в свободной форме. И приход, и расход, и «взяли дюжину блюд на торжественный обед по случаю прибытия посла Феррайи, обещали вернуть». Вернули или нет — об этом на следующих страницах не было ни слова. Лизавета вздохнула глубоко, чтобы опять не начать смеяться, и показала Фалько запись про двенадцать блюд.

— Это когда было-то? О, не так уж и давно, каких-то пять лет назад. Господин Дионисио, блюда-то вернули?

— Какие блюда? — вытаращился тот.

— Которые обещали, — Фалько тоже смеялся.

— А, эти. Не знаю, отца надо спросить. Если он сумеет сказать. Так-то он меня к этой книге не допускал, это сегодня я сам у него взял, потому что он не может.

— Значит, так, дорогой господин Дионисио. Сейчас госпожа Элизабетта будет вам говорить, что нужно сделать, а вы будете её внимательно слушать. И не считайте, пожалуйста, всё сказанное её глупой прихотью. Это, если угодно, моя прихоть. Проверка. Я хочу знать, что здесь находится, и какими запасами я располагаю. Если бы вы предоставили мне документ, в котором всё расписано, вопросов бы не было. Но такого документа нет, как я понимаю. Значит, его придётся составить.

— А… что должно быть расписано в том документе? — нахмурился Дионисио.

— Виды имеющихся в хранилище предметов и их количество. Сколько — чего. И в каком состоянии сохранности. Можно использовать или нет. И если нельзя использовать, то что им необходимо — ещё пока чистка или уже реставрация, — сообщила Лизавета.

— Что? Пересчитать… вот это всё?

— Ага, — кивнула Лизавета. — Тотальная инвентаризация. Посчитать, помыть-почистить от пыли и грязи, положить топоописи.

— Что положить? — Лизавета подумала, что он сейчас грохнется в обморок.

— Ну, чтоб в каждом сундуке лежал список того, что в нём хранится. И отмечать, например — взяли два канделябра, во дворец, в такие-то покои, потому что там темно, магического света нет, а простые подсвечники — не по чину, — Лизавете было весело, и ей очень хотелось заразить этим весельем несчастного хранителя.

Потому что как ещё можно пережить нехреновый объём предстоящей работы? Только весело.

— Да я до конца жизни вам тут всё не посчитаю, простите, ваша милость, это невозможно, — мотал головой несчастный Дионисио.

— Господин Дионисио, никто и не думает, что вы будете делать это в одиночку, — сообщила Лизавета.

— Госпожа Элизабетта прямо рвётся начать, — подмигнул ей Фалько. — Лиза, сколько человек тебе для этого надо?

— Ну… десять, пока, — она восторженно на него смотрела.

Что, вот прямо даст людей? И можно уже прямо сейчас начинать тут ковыряться?