– Да, но мы не можем выдать Люция подозреваемым. Во-первых, мы понятия не имеем, где он и находится ли в данный конкретный период времени в Венеции… Возможно, он прибыл сюда исключительно ради убийства, а сейчас уже где-то далеко. А во-вторых, мы не сможем объясниться с сеньорией по поводу современных боеприпасов.
– Я и сама понимаю, что мы не можем ничего сказать об этом или сами попадем под подозрение. Но я не вынесу, если в этом ужасном преступлении обвинят невинного человека, а Люций отвертится.
«Особенно тебя», – мысленно добавляю я.
Лео нежно поглаживает мои пальцы, вонзившиеся в его руку.
– Я буду в безопасности, обещаю.
На следующем перекрестке нам приходится обратиться к прохожему, потому что ни один из нас не знает точную дорогу к гетто. В прошлый раз, когда я направлялась туда с Дюрером, мы шли по другой стороне Гранд-канала, а узкие улочки Венеции по-прежнему кажутся мне непроходимым запутанным лабиринтом. Человек, к которому мы обращаемся, довольно подробно объясняет путь… Нам осталось пройти прямо буквально несколько шагов, а после следующего моста повернуть направо. Когда мы намечаем дальнейший путь, я снова возвращаюсь к нашей теме:
– Я знаю, что ты продолжаешь работать на Балларинов, потому что хочешь отплатить им за помощь, но находиться в Мурано для тебя опасно. И нам не нужно беспокоиться о деньгах, – аккуратно начинаю я, беспокоясь за его безопасность. В крайнем случае мы можем обратиться к хранилищу Рубинов…
Лео поднимает брови.
– Да, Балларины тоже считают, что я давно им отплатил, но… Мне нравится зарабатывать деньги самостоятельно. – Я молчу, с сомнением поглядывая на него, и Лео приходится оправдываться. – Мне раньше никогда не приходилось работать руками, и деньги, которые я за это получаю… Вроде бы все те же деньги, но они почему-то кажутся более значимыми, когда я думаю о тех усилиях, которые приложил, чтобы их получить. Не дивиденды и не проценты, которые ты получаешь только потому, что твой предок с умом вложил их в активы.
Я невольно улыбаюсь.
– Да, в этом ты прав.
– К тому же я всего лишь помощник, и зарабатываю едва ли больше поденщика, но так мы по крайней мере не транжирим запасы Ордена на ежедневные бытовые расходы. Думай об этом, как о карманных деньгах, которые можно потратить на излишки.
– На что ты собираешься их тратить? На конфеты и комиксы?
– Посмотрим. – Лео пожимает плечами. – Уж придумаю, чем приятным себя порадовать.
Когда мы доходим до моста, на который указал нам прохожий, за поворотом действительно обнаруживается вход в гетто. Я отпускаю Лео, с которым шла под руку, и сжимаю его ладонь в своей руке. Лео с интересом осматривается по сторонам, пока я тащу его через площадь в сторону лавки ломбарда. Меня вдруг охватывает сильное волнение. Зеркало может оказаться так близко… или бесконечно далеко, в зависимости от того, сколько времени прошло с его продажи. При мысли о том, через какое количество владельцев прошло оно за эти годы, у меня волосы на затылке встают дыбом: отследить каждого может стать непосильной задачей.
Я вхожу вслед за Лео в магазин, который, как и в прошлый раз, приветствует нас массой одежды. Лео издает тихий ошеломленный выдох, рассматривая горы тканей вокруг себя. Едва мы успеваем войти в помещение, как из задней части магазина выходит владелец ломбарда Якопо. Я смотрю на него в ожидании, что он меня узнает, и через некоторое время на его бородатом лице расплывается довольная улыбка.
– Вы подруга мистера Дюрера, не так ли?
– Вы меня помните?
– Вы пришли в мой магазин как юноша, а ушли как девушка. Конечно, я вас помню. Чем могу быть полезен?
Он смотрит на Лео и уже набирает в легкие воздуха, чтобы предложить его переодеть, но я его опережаю:
– Мы вернулись не за одеждой, – объясняю я. – Мы пришли по другому вопросу.
Якопо кивает, и выражение его лица становится настороженным.
– В самом деле?
Прежде чем продолжить, я оглядываюсь по сторонам, но, кроме нас, в магазине никого нет. Тем не менее голос я все равно понижаю:
– Как вы, наверное, знаете, маэстро Дюрер вернулся в Нюрнберг, но, перед тем как отправиться в путь, он рассказал нам о зеркале, которое принес вам двенадцать лет назад во время своего первого визита в Венецию.
Якопо замирает, выдерживая мой взгляд, даже не моргая.
– Мессер Якопо, нам срочно нужно это зеркало. Дюрер сказал, что когда-то принес его вам. Оно еще здесь? Или вы можете сказать нам, кому его продали?
Я с нетерпением жду ответа от лавочника, но он молчит, кажется, целую вечность. Лео тоже продолжает молчать, предоставив мне право управлять разговором. Словно телохранитель встал за моей спиной, положив руку на плечо. Якопо наконец откашливается.
– Я не могу ничего вам сказать о местонахождении зеркала.
Мое сердце сжимается от досады.
– Не можете или не хотите? – надавливает Лео. Услышав угрозу в его голосе, торговец вздрагивает.
– Как бы мне ни хотелось, я ничего не могу вам сказать.
Мы молча задерживаем на нем взгляд, пока Якопо неловко переступает с ноги на ногу.