Хранительница Темного пламени

Он уже был сам не рад, что мы появились здесь и потревожили уютный мирок колдунов. Кровожадную улыбку на лицах Асмодеуса и Дариана я разглядела тут же. Дикий пес достал из-за пазухи свиток, в котором я не без удивления обнаружила свои мысли «Напавшие на Хранительницу Темного пламени и ее фаворитов — ныне прокляты и порицаемы. На их руки надобно поставить клейма, чтобы все знали, что они покусились на священное в темных землях. Все нападавшие будут сосланы на восток, в поселения Сатиров, где будут обрабатывать плантации чая и кофе. Все семьи заговорщиков лишаются важных постов в Совете и высылаются из города Колдунов. За нарушение воли Хранительницы вы лишитесь своей магии».

— А почему не казнь или ссылка в железную тюрьму? — недовольно промолвила моя темная сторона. Светлой и это наказание казалось жестоким, но она молчала, считая, что мужчинам лучше ведомо правосудие.

— Мы же милосердны, — хищно произнес Асмодеус, и они с Дарианом переглянулись. Планы мести сплотили эту парочку.

— Там осталось пять здоровых мужчин, значит десять рук. Пусть работают, — выдала я и выдохнула. На самом деле, мне было жалко Марту. Из-за ее тупого братца, семья лишиться всего: — Марту я заберу с собой в Таверну, если она захочет.

— Захочет, — произнес Асми, — пока ты здесь лежала в беспамятстве кое-что изменилось.

* * *

Уже к вечеру я смогла встать и покинуть свою комнату. Я тут же отправилась к Гато, поддерживаемая Турмалином. Полуночный кот лежал на своей кровати, корпус его был перебинтован. Ресницы Гато подрагивали, словно ему снился кошмар, но дыхание было ровным и довольно спокойным. Я взяла полуночного кота за горячую руку, поцеловала костяшки пальцев.

— Он скоро станет отличным воином, — промолвил Турмалин, осторожно касаясь лба больного. — Асмодеус, ты не мог бы принести для Гато чистой воды, уже ночью он может очнуться.

Дикий пес кивнул и отправился прочь, а кентавр, убедившись, что за ним закрылась дверь, тихо сказал:

— Они тебя берегут и жалеют. Но такая жалость может стать причиной твоей гибели. Мелания, я не сомневаюсь, что каждый из них отдаст за тебя свою жизнь, но на тот случай, если этого окажется недостаточно, — он вздохнул, — Я не могу обучить тебя магии, потому что сам ею не владею, но ты хочешь, чтобы я обучил тебя держать в руках меч?

Он выжидательно уставился на меня из-под кустистых бровей и я вдруг поняла, что Турмалин переживал за меня. Переживал так, что у него болело сердце от мысли, что со мной может что-нибудь случиться. Что можно было ответить на подобное предложение?

— Почту за честь, — ответила я. Кентавр коротко кивнул и снова начал хлопотать над Гато, поправляя ему повязки. Когда вернулся Асмодеус с кувшином ледяной воды, я сидела у постели больного, держа его за руку. Хмуриться Гато перестал, его лицо приняло умиротворенное выражение.

— Я останусь с ним, — решение было окончательным, так что никто спорить не стал. Турмалин первый покинул комнату. Асми вышел следом, перед этим он с нежностью коснулся своими губами моих.

— Пожалуйста, дай себе отдохнуть. Не будь мы связаны, взрыв магии подкосил бы тебя на месяц.

Он вышел из комнаты, и только тогда я заметила тяжесть его обычно невесомой походки. Асмодеус принял на себя часть моей боли и истощения, он делал это естественно, привыкший разделять со мной боль. Но это было неправильно. Каким бы странным ритуалом не связала нас моя мама, его нужно разорвать. Я осторожно забралась на кровать к Гато, стараясь нигде его не касаться, чтобы не потревожить раны, и мгновенно провалилась в сон.

Нежные губы касались кожи плеч, ключиц, шеи. Уютный запах полуночного кота заполонил всю комнату, родной, терпкий, напоминающий о доме. Когда мужская рука нежно и робко прикоснулась к моей груди я окончательно проснулась. Гато нависал надо мной сверху, его рыжие волосы окружали нас огненным покрывалом. Зрачки вытянулись, он смотрел на меня хищно, будто я была мышкой, попавшейся в его лапы.

— Смотрю, ты полностью исцелился. — смущенно пробормотала я, понимая, что деваться мне от него некуда. Гато, казалось, не понял меня сразу, по крайней мере ничего не ответил, он согнул руки в локтях, словно собираясь сделать несколько отжиманий, а затем его губы нашли мои и он поцеловал меня, нежно, долго, постепенно опускаясь, чтобы я могла почувствовать, что он весь напряженный и горячий и рад меня под собой чувствовать. Отвернулась, спросила:

— Ты пить хочешь?

Гато странно заморгал, отстранился:

— Так это не сон?! Обычно все начинается так же…

— Нет, Гато, не сон. — я не смогла подавить смешок.

Полуночный кот тут же откатился и, кажется, покраснел. Он только сейчас заметил на себе бинты, начал испуганно озираться, вспоминая события той ночи.

— Все хорошо, мы их победили. Тебе досталось больше других, поэтому ты здесь.