— Нужна ты мне, стрекоза! А голосок у тебя ничего, аж в ушах заложило, — и бросил мимоходом Савве: — Зайди за Порфирием Коронотовым. Мужик сидит без работы. От тебя к нему дойти ближе.
— Будет сообщено, — пообещал Савва.
Вера стояла, поправляя банты в косах. Высоко подняв левую бровь — глаза ее уже смеялись, — поглядывала вслед уходящему Петру.
— Как тигр, на меня бросился. А ты и не подумал защитить!
Савва собрал порожнюю посуду, связал в узелок, поставил в корзинку и подал Вере. Стал с ней рядом.
— В другой раз тысячи тигров на тебя нападут — всех отобью. До самого потолка наш дом тиграми завалю.
— Да? Завалишь тиграми? Как сегодня утками?
— Не расстраивай меня. Сегодня я не виноват.
Вера повесила на руку корзинку. Тихонько засмеялась.
— Не виноват? Сегодня не виноват? А значит, всегда виноват? — и побежала от него.
— Вера, — крикнул ей вдогонку Савва, — ты не забудь сказать Филиппу Петровичу!
— Ладно…
Еще до конца обеденного перерыва от одного к другому — среди самых надежных рабочих — стало передаваться: «Завтра в полдень собираемся на лужайках вверх по Уватчику, выше заимок». Говорили только тем, в ком были совершенно уверены, чтобы не пробрался на собрание какой-нибудь подлец-доносчик. Прийти на сходку каждый приглашенный обещался с большой охотой: давно не собирались так вот, все вместе.
Ваня Мезенцев разыскал Петра Терешина.
— Ты собираешь? Наши? Сразу почему не сказал?
Петр погладил ладонями свои широкие, квадратные плечи.
— Нет, не я, — ответил он. — Это из буткинского кружка собирают. От них пошло.
— Кто выступать будет?
— Сам Буткин. И как представитель Сибирского союза.
— А о чем?
— Не знаю.
— Нам идти?
— Думаю, что да. Вечером с Васей Плотниковым посоветуемся.
— А ты знаешь, что Плотников хотел встретиться с Буткиным, а тот явочную квартиру переменил?
— Знаю. Лавутин рассказывал.
— Ну и как ты на это смотришь?
— А вот разберемся, — ответил Петр. — Пусть еще Лавутин сходит к Мирвольскому.
Едва после перерыва началась работа, как Лавутин, неловко взмахнув кувалдой, сразу выпустил ее из рук и согнулся крючком.
— Ох! — сказал он глухо, садясь на угол опечка. — Что такое? Словно оборвалось внутри.
Кузнец посмотрел на него сострадательно.
— Ты бьешь всегда со всего маху. Растянулась жилка какая-нибудь. Посиди, отдышись.
Но легче Лавутину не стало. Кузнец сходил к мастеру, рассказал, что случилось с молотобойцем, и, вернувшись, передал Лавутину разрешение уйти до конца дня с работы, а хочет — так показаться врачу.
13
Суббота всегда была особым днем в недельном календаре Алексея Антоновича. Она определяла, будет ли у него воскресенье совершенно свободным. В субботу он обходил палаты и осматривал тяжело больных с особой тщательностью, чтобы знать твердо — до понедельника ничего тревожного не случится и, значит, можно будет уйти и за город. Прогулки в лесу были для него истинным наслаждением. Если же закрадывалось хотя малейшее сомнение, что здоровье больного может ухудшиться, Алексей Антонович мысленно зачеркивал воскресенье и обязательно с утра шел в больницу. В такие дни у него выкраивались свободными лишь часы амбулаторного приема, и он отдавал их чтению.
Вообще в последнее время Алексей Антонович читал очень много. Он исправно следил за всеми новинками медицинской литературы, разумеется в пределах того, что удавалось достать в Шиверске или выписать по почте.
Беллетристику для него подбирала в городской библиотеке Ольга Петровна — вкусу матери Алексей Антонович доверял безоговорочно. А она, стремясь исправить ею же нанесенный ущерб в воспитании сына, приносила ему книги, которые способствовали бы укреплению воли, звали на борьбу, на подвиг.
Постоянно читал он теперь и нелегальную литературу. Иногда ее завозил Михаил, но он давно что-то не появлялся. Несколько раз приносил брошюрки Буткин, но книжки эти Алексея Антоновича не увлекли, показались очень скучными и по мысли непоследовательными. Буткин и просто заходил побеседовать. Однако Мирвольский встречами с ним всегда тяготился. Очень странная у него манера: то резко спорить со своим собеседником, то неожиданно соглашаться, хотя, казалось бы, точки зрения и не менялись. И все время настойчивое подчеркивание своего превосходства. Но со странностями Буткина Алексей Антонович мирился только потому, что тот привозил ему письма от Анюты. Впрочем, в последнем из них, присланном по почте, намеками Анюта сообщила, что больше она по работе с Семеном Аристарховичем не связана, а поэтому и расспрашивать его Алексею Антоновичу о ней не следует. Случалось, что Лебедев для Буткина или Буткин для Лебедева оставляли у Мирвольского корреспонденцию. Ему был известен и адрес конспиративной квартиры Буткина в Шиверске, той, где, при надобности, с ним мог бы встретиться Лебедев или кто другой из подпольщиков, назвавший пароль. В каких отношениях в последнее время стоят Буткин и Михаил, Алексей Антонович точно не знал, но догадывался, что оба они представляют, очевидно, разные комитеты.